Почему русские - не европейцы

Фёдор Лукьянов: «Россия как страна здравого смысла – вот это было бы здорово»

Для проекта «После» Дмитрий Ицкович и Иван Давыдов поговорили с главным редактором журнала «Россия в глобальной политике» Фёдором Лукьяновым о том, навсегда ли наш нынешний «развод» с Европой, о том, стоит ли бояться «поворота на Восток», и о том, какое место могла бы занять Россия в необратимо меняющемся мире. //  polit.ru

 

Россия, думаю, на ту перспективу, пока она населена теми, кем она населена — теми народами и теми представителями культур, — была, есть и будет страной европейской культуры и европейской традиции. Вне зависимости от того, подтверждает она это или отрицает, борется она с этим или радуется, неважно. Наше мироощущение сформировано под влиянием Европы и под влиянием восприятия Европы как ориентира. Это не означает, что сформировалось то же самое, что и там, мы это прекрасно понимаем и видим. Дальше начинаются многочисленные нюансы, которые в совокупности меняют картину, тем не менее это не азиатское пространство. Андрей Николаевич Ланьков тоже об этом постоянно говорит: мы можем пытаться думать о себе как угодно, но Азия нас своей не воспринимает и не воспримет.

 

Человек Запада еще в раннем детстве, только что встав на задние лапы, видит всюду вокруг себя монументальные результаты труда его предков. От каналов Голландии до туннелей Итальянской Ривьеры и виноградников Везувия, от великой работы Англии и до мощных Силезских фабрик — вся земля Европы тесно покрыта грандиозными воплощениями организованной воли людей, — воли, которая поставила себе гордую цель: подчинить стихийные силы природы разумным интересам человека. Земля — в руках человека, и человек действительно владыка ее. Это впечатление всасывается ребенком Запада и воспитывает в нем сознание ценности человека, уважение к его труду и чувство своей личной значительности как наследника чудес, труда и творчества предков.

Такие мысли, такие чувства и оценки не могут возникнуть в душе русского крестьянина. Безграничная плоскость, на которой тесно сгрудились деревянные, крытые соломой деревни, имеет ядовитое свойство опустошать человека, высасывать его желания. Выйдет крестьянин за пределы деревни, посмотрит в пустоту вокруг него, и через некоторое время чувствует, что эта пустота влилась в душу ему. Нигде вокруг не видно прочных следов труда и творчества. Усадьбы помещиков? Но их мало, и в них живут враги. Города? Но они — далеко и не многим культурно значительнее деревни. Вокруг — бескрайняя равнина, а в центре ее — ничтожный, маленький человечек, брошенный на эту скучную землю для каторжного труда. И человек насыщается чувством безразличия, убивающим способность думать, помнить пережитое, вырабатывать из опыта своего идеи! Историк русской культуры, характеризуя крестьянство, сказал о нем: «Множество суеверий и никаких идей».

Это печальное суждение подтверждается всем русским фольклором.

Спора нет — прекрасно летом «живое злато пышных нив», но осенью пред пахарем снова ободранная голая земля и снова она требует каторжного труда. Потом наступает суровая, шестимесячная зима, земля одета ослепительно белым саваном, сердито и грозно воют вьюги, и человек задыхается от безделья и тоски в тесной, грязной избе. Из всего, что он делает, на земле остается только солома и крытая соломой изба — ее три раза в жизни каждого поколения истребляют пожары.

Технически примитивный труд деревни неимоверно тяжел, крестьянство называет его «страда» от глагола «страдать». Тяжесть труда, в связи с ничтожеством его результатов, углубляет в крестьянине инстинкт собственности, делая его почти не поддающимся влиянию учений, которые объясняют все грехи людей силой именно этого инстинкта.