2014
Мы публикуем стенограмму лекции декана Экономического факультета МГУ имени Ломоносова Александра Аузана и главы Национального банка Республики Казахстан Кайрата Келимбетова , прочитанной в рамках клуба «Беседы об экономике и не только» в г. Алматы, в зале отеля «Рахат-палас» 25 мая 2014 г. Модератор – Серик Аханов , экономист, финансист, государственный и политический деятель.
// polit.ru
В литературе начала ХХ-го века, скажем, Карл Каутский и Фридрих Кестнер писали о том, что в этом мире перестала возможной быть война, потому, что этот мир так связан – фирмы переплетаются между собой, все дело идет к образованию единой фирмы, единого всемирного треста. Война 1914-го года поставила крест на этих теориях, оказалось, что то, что тогда не называлось глобализацией, а называлось растущей связностью, интернационализацией мира, процессами консолидации, централизацией капитала – вот все это, оказывается, не вечно, ненадежно.
...
Вообще-то в начале ХХ-го века не было инструментария, чтобы ответить на вопрос, где граница, почему не образуется единая фирма, почему не образуется единое всемирное правительство? Этот инструментарий появился позже, он связан с именем Рональда Коуза, человека, которого похоронили в сентябре 2013-го года, в возрасте 102-х лет, великого экономиста, который открыл явление трансакционных издержек. Сила трения есть в социальном мире – сеть трансакционные издержки. Это очень просто объяснить на примере фирмы. Почему фирма, достигая определенных размеров, начинает терять эффективность? Потому, что там образуется столько уровней управления, что людям не хватает рациональности для того, чтобы все эти процессы поставить под свой контроль, начинается недобросовестное, оппортунистическое поведение, и начинают генерироваться издержки – в результате того, что фирма растет. А в мире? А в мире то же самое. Я думаю, что Евросоюз представляет собой изумительное явление именно потому, что это практически предельное явление, в смысле роста координации мира. Им удалось построить четвертый уровень управления! Если мы учтем, что часть стран, входящих в Евросоюз является федеральными государствами с муниципальным уровнем управления. Они имеют три уровня управления внутри себя, четвертый они надстроили! И мы видим, насколько сложно реализуется это управление. Пятый уровень управления – мировое правительство, я думаю, не возможен даже теоретически, потому что запретительно высоки трансакционные издержки.
А вот может быть это явление на пике евроинтеграции таки оказалось уже ЗАпредельным? Или как-то держалось на малом наборе личностей, с уходом их из системы (или из жизни) согласованность управления на таком уровне удержать уже не удалось.
Так сказать, это было достижение не статического, а динамического потолка - за счёт набранной за послевоенные десятилетия инерции. И оказалось, что зашли слишком далеко (или слишком рано!). На примере евро, кстати, это видно лучше, довольно наглядно видно забегание вперёд. Это само по себе еще никак не доказывает чрезмерную поспешность еврообъединения в целом, но на мысли наводит и косвенно подкрепляет такое мнение.
То есть можно смотреть на проблемы Евросоюза как на следствие установления внешнего контроля над рядом его руководящих лиц, а можно и как на прямое следствие фундаментальных управленческих причин.
Что, конечно, не отменяет и варианта сочетания обоих причин - фундаментальные управленческие сложности могут упрощать взятие под внешний контроль. Но! В таком случае следует ожидать, что внешний кукловод не может в достаточной точности добиваться своих целей - лишь более или менее (скорее менее) приближенно. Просто потому, что рулит "сверху" через систему управления, которая в принципе-то работает так себе. В чём-то это оптимистический вариант. Из него следует, что через какое-то время кукловод управление неизбежно потеряет.
Думаю, что Украина стала одной из жертв именно такой конкуренции региональных блоков. Обратите внимание, что пять лет тому назад (т.е. ~2009), на конференции там же, на Украине, представители Евросоюза убеждали Украину, что Украина не может рассчитывать на интеграцию и ассоциацию с Евросоюзом, потому что у Евросоюза нет денег на то, чтобы провести институциональные реформы на Украине. С тех пор у Евросоюза денег стало меньше, но почему-то оказалось, что Евросоюз в состоянии осуществить эту интеграцию… Украина – большая и самостоятельная страна и, следовательно, большой рынок, просто ее стали рассматривать как объект в конкуренции за рынки, а не как субъект вложения средств в институциональные реформы. Мне кажется, в этих условиях могут возникать со всех сторон очень опасные иллюзии. Я напоминаю, что синдром 1914-го года в том и состоял, что все страны были убеждены, что мировая война не возможна. Они были свято убеждены в этом, даже после выстрела в эрцгерцога Фердинанда, даже принимая решение о мобилизациях. А потом они перемололи за три месяца два миллиона человек, пришли в ужас, но, в общем, мало что уже можно было сделать. Я думаю, что этот поворот надо предотвращать, также, как сейчас надо говорить, не о том, чья Украина и в какой экономический союз она входит, а о предотвращение экономической катастрофы в одной из крупных европейских стран - Украине, в сорокапятимиллионной стране, где экономическая катастрофа может повести к отрицательным последствиям для многих, и это вопрос интернациональной помощи Украине.
Таким образом, можно предположить, что вот как раз между 2009 и 2013 и происходит в ЕС либо утрата субъектности, либо утрата управляемости (обратных связей, рациональности, как следствие долгосрочного планирования - всего в комплексе).