Реклама Google — средство выживания форумов :)
Войны, к которым мы готовимся, — это не те же самые войны, в которых нам придется сражаться. Поэтому сложно дать точный ответ. Проще говоря, есть основополагающие принципы, а есть то, как они применяются, исходя из геополитического и экономического контекста, а также менталитета и культуры. Я думаю, сегодня имеет смысл говорить не о войне будущего в том виде, в котором мы можем ее себе представить, а прежде всего о возвращении войны в ее правильном и неизбежном виде. Что не совсем одно и то же. Речь идет о постепенном осознании того, что времена вечного мира закончились и что в будущем мы будем вовлечены во всё большее количество войн.
Таким образом, война будущего будет представлять собой навязанное одним игроком изменение правовых рамок применения военной силы, а значит, столкновение норм международного права с проблемой экзистенциального выживания (или нет). Заинтересованные стороны могли бы сформулировать суть конфликта следующим образом: "Должен ли я строго придерживаться норм международного право для отстаивания интересов, которые я считаю главными и, следовательно, экзистенциальными?" Чтобы международное право могло оказать какое-либо влияние на будущие войны, то есть попробовать ограничить наносимый ими ущерб, оно должно учитывать реальность конфликтов в том виде, в каком мы наблюдаем их сегодня.
— Запад не готов к этому из-за ряда уже упомянутых факторов. Во-первых, человеческая цена. Все высокопоставленные военные прекрасно понимают, что с сегодняшней социологией наших западных обществ мы не пойдем на тотальную войну, даже экзистенциальную. Отправка сухопутных экспедиционных сил численностью 20 тысяч профессиональных солдат (например, во Францию) вполне допустима. Это их работа, они обучены этому. Но это автоматически означает и ограничение количества военных целей.
Ситуация наподобие сложившейся на Украине, где правительство надеется, что его очень долгое время будет поддерживать большое количество союзников, приводит к очень высокой убыли населения. На этой неделе французские СМИ сообщили, что с января 2024 года с Украины бежали 15 тысяч граждан, хотя над их страной нависла экзистенциальная угроза. Можете ли вы представить себе наших храбрых парижан, лионцев, тулузцев, говорящих себе: мы пойдем на войну, в которой ежедневно гибнет 100 человек, а еще больше получают ранения, то есть выходит, что за неделю из строя выбывают порядка трех тысяч бойцов?
Очевидно, что нет. И это одна из причин, почему Запад не готов к войнам будущего: потому что он привык к миру. Франция тоже не готова, и не только она. В Германии дела обстоят еще хуже, а в Великобритании ситуация более неоднозначная. Вообще говоря, к войне готовы только те страны, которые сталкиваются с реальной долгосрочной угрозой. У Франции с 1940 годов нет ощущения, что враг у ее границ, в отличие от Польши или стран Балтии. Значит, Запад, если он хочет быть готовым к будущим конфликтам, должен будет вновь учитывать войну при планировании своей безопасности, то есть признать, что она может произойти. Это и будет война будущего.
Что касается появления других врагов Запада, то всё будет зависеть, с одной стороны, от военного потенциала этих государств, а с другой — от нашего потенциала сдерживания агрессии. Уже сейчас встает вопрос о невоенных конфликтах. Имеются в виду сдерживание экономического развития стран, доступ к сырью и торговым путям, другие факторы, которые могут оправдать военные действия, а значит, и войну. Например, Китай (и это никого не удивит) хочет контролировать торговые пути, развиваться, у него большие потребности в сырье. Поэтому он ищет его в других странах. Возможна ли в будущем ситуация, когда государства станут вести войны ради достижения этих целей, которые приобретут экзистенциальный характер? Мне кажется, да.
Когда холодная война закончилась, европейские правительства урезали военные бюджеты и пустили несколько триллионов долларов на социальные нужды. Избиратели эту политику одобряли: внешних угроз было немного, а Европа была в безопасности под надежной защитой США.
И только сейчас выяснилось, насколько тяжело европейским странам отказаться от этих благ мирного времени — даже при том, что боевые действия на Украине возродили напряженность времен холодной войны, а США пытаются переключить свое внимание на Китай. Большинству европейских держав никак не удается привести свои армии в боевую готовность.
Вывод: перековать мечи на орала было нетрудно. Обратить эту тенденцию вспять гораздо сложнее.
В результате, вопреки всем обещаниям увеличить военные расходы, министры обороны сетуют, что так и не получили искомого. В Германии, крупнейшей экономике Европы, военные базы находятся в плачевном состоянии. Часть из них были переоборудованы в гражданские организации: спортивные центры, дома престарелых и пенсионные фонды. Армия, которая во время холодной войны насчитывала полмиллиона штыков в ФРГ и 300 000 в ГДР, сегодня съежилась до всего 180 000. Сегодня у Германии осталось лишь несколько сотен боевых танков. Для сравнения, в конце 1980-х только в ФРГ насчитывалось более 2 000 “Леопардов” (Leopard 2).
“Идею демонтажа государства всеобщего благосостояния на том основании, что нам нужно больше денег на нужды армии, я бы назвал фатальной”, — заявил министр экономики Роберт Хабек.
Хабек утверждает, что Германия столкнулась не только с внешней угрозой со стороны России, но и с внутренней — со стороны людей, разочаровавшихся в демократии (это слабо завуалированный выпад в адрес восходящей крайне правой партии “Альтернатива для Германии”).
“Социальные расходы необходимы для сохранения целостности страны”, — подчеркнул Хабек.
В середине 1980-х годов военные расходы ФРГ составляли около 3% ВВП, а ГДР — более 5%. К 2022 году уже объединенная Германия тратила примерно лишь 1,4%. В результате, по данным Мюнхенского института экономических исследований, страна сэкономила в общей сложности 680 миллиардов, которые пошли на восстановление бывшего коммунистического Востока и расширение государства всеобщего благосостояния. По подсчетам все того же института, Европа в целом сэкономила порядка 1,8 триллиона с 1991 года, тратя на вооруженные силы менее 2% ВВП.
Между тем, расходы государственной системы социальной защиты страны в прошлом году составили 1,25 триллиона евро — целых 27% ВВП. Это ошеломляюще много — выше, чем у соседних Дании и Швеции. Для сравнения, по данным Организации экономического сотрудничества и развития, соответствующие расходы США в 2022 году составили примерно 23%.