после Вьетнама ПТСР был у каждого третьего, если правильно помню, тогда диагноз и получил название и формализованные критерии, хотя эмпирически был известен давно и многократно описан врачами до Вьетнама.
во-вторых, если вырезать деревню, напав сотней головорезов - это "побеждать врагов", то инстинктом размножения, а не садизмом, объясняется и стрельба по бездомным собакам и вешание котов
не знаю какими фнатазиями обладания тешил себя тот, кто приписал эту браваду Чингисхану, но войну, кмк, он представлял себе как прогулку с барабанами
Цепь, шедшая в сорока саженях позади чехов-разведчиков, после первого
же залпа залегла. Ракета вскинула алое зарево; при свете его Валет видел,
как солдаты муравьями ползали меж кустов и деревьев, уже не брезгая
грязной землей, а прижимаясь к ней, ища защиты. Люди копошились у каждой
рытвинки, никли за каждой крохотной складкой земли, совали головы в каждую
ямку. И все же, когда майским ливнем буйно брызнул и затопотал по лесу
стрекочущий пулеметный огонь, - не выдержали: ползли назад, до предела
втягивая головы в плечи, гусеницами влипали в землю, передвигались, не
сгибая ни рук, ни ног, ползли по-змеиному, влача за собою по грязи след...
Некоторые вскакивали и бежали. По лесу, осекая хвою, щепя сосны, с
гадючьим шипом зарываясь в землю, скакали и, чмокая, рвались разрывные
пули.
Семнадцати человек недосчитались в первой полуроте, когда вернулись ко
второй линии окопов. Неподалеку перестраивались казаки особой сотни. Они
шли правее первой полуроты, шли осторожно и, возможно, застали бы немцев
врасплох, предварительно сняв часовых, но, когда по чехам-разведчикам дали
залп, немцы встревожились на всем участке. Бесцельно стреляя, убили двух
казаков, одного ранили. Казаки принесли с собой раненого и убитых -
выстраиваясь, переговаривались:
- Похоронить надо своих.
- Без нас похоронят.
- Тут об живых надо думать, а мертвякам мало надо.
Из штаба полка через полчаса был получен приказ: "После артиллерийской
подготовки приказываю батальону, совместно с особой казачьей сотней,
атаковать противника и выбить его из первой линии окопов".
Жиденькая подготовка длилась до двенадцати дня. Казаки и солдаты,
выставив посты, отдыхали в землянках. В полдень пошли в атаку. Левее, на
главном участке, громыхала канонада - там наступали вновь.
На самом конце правого фланга были забайкальские казаки, левее -
Черноярский полк с особой казачьей сотней, за ними - Фанагорийский
гренадерский полк, дальше - Чембарский, Бугульминский, 208-й пехотный,
211-й пехотный, Павлоградский, Венгровский; полки 53-й дивизии развивали
наступление в центре; весь левый фланг охватывала 2-я Туркестанская
стрелковая дивизия. Гремело на всем участке - русские наступали повсюду.
Сотня шла негустой цепью. Левое крыло ее смыкалось с правым черноярцев.
Едва показался хребет бруствера, немцы открыли ураганный огонь. Сотня
перебегала без крика; залегали, опорожняли магазинные коробки винтовок и
вновь бежали. Окончательно легли в пятидесяти шагах от окопов. Стреляли,
не подымая голов. Немцы выбросили по всей линии окопов рогатки с сетчатой
проволокой. Две гранаты, кинутые Афонькой Озеровым, разорвались, отскочив
от сетки. Он чуть приподнялся, хотел метнуть третью, но пуля вошла ему
ниже левого плеча, вышла у крестца. Иван Алексеевич, лежавший неподалеку,
видел, как Афонька мелко засучил ногами и затих. Убили Прохора Шамиля -
брата безрукого Алешки; третьим лег бывший атаман Маныцков, и сейчас же
подцепила пуля колченогого чубатого соседа Шамилей - Евлантия Калинина.
Из второго взвода за полчаса выбыло восемь человек. Убили есаула -
командира сотни, двух взводных офицеров, и сотня без команды отползла
назад. Очутившись вне действия огня, казаки стеклись кучкой, недосчитались
половины людей. Отошли и черноярцы. В первом батальоне урон был еще
значительней, но, не глядя на это, из штаба полка - приказ: "Атаку
немедленно возобновить, во что бы то ни стало выбить противника из первой
линии окопов. От успехов восстановления исходного положения зависит
конечный успех операции по всей линии".
Сотня рассыпалась реденькой цепью. Пошли опять. Под сокрушительным
огнем немцев залегли в ста шагах от окопов. Опять стали таять части, и
обезумевшие люди врастали в землю, лежали, не поднимая головы, не
двигаясь, опоенные ужасом смерти.
Перед вечером вторая полурота черноярцев дрогнула и побежала. Крик
"обошли!" донесло до казаков. Поднялись, катились назад, ломая кустарник,
падая, теряя оружие. Выбежав на безопасное место, Иван Алексеевич упал под
сломленной снарядом сосной, отдышался и тут увидел подходившего к нему
Гаврилу Лиховидова. Шел тот, пьяно кидая ногами, уронив глаза, что-то
хватал в воздухе рукой, другой словно смахивал с лица невидимую паутину.
При нем не было ни винтовки, ни шашки, над глазами низко свисали прямые,
мокрые от пота темно-русые волосы. Околесив прогалину, он подошел к Ивану
Алексеевичу. Стал, вонзив косой, неуловимо плывущий взгляд в землю. Ноги
его в коленях мелко дрожали, подгибались, и Ивану Алексеевичу казалось,
что Лиховидов приседает будто для того, чтобы взлететь.
- Вот... видишь как... - начал Иван Алексеевич, пытаясь что-то сказать,
но лицо Лиховидова пронизала судорога.
- Стой! - вскричал тот и присел на корточки, топыря пальцы, испуганно
оглядываясь. - Слухай! Я зараз песню заиграю. Прилетела господня пташка к
сове, гутарит:
Скажи, моя совушка,
Скажи, Купреяновна,
Кто ж тебя больше,
Кто ж тебя старше?
Вот орел - государь.
Вот и коршун - майор,
Вот и лунь - есаул,
И витютени - удальцы,
А голуби - атаманцы,
Клиндухи - линейцы,
Скворцы - калмыки,
Галки - цыганки,
Сороки - дворянки,
Сера уточка - пехота,
А казарки - молдаванки...
- Погоди! - Иван Алексеевич побледнел. - Лиховидов, да чтой-то ты?.. Ты
захворал? А?
- Не мешай! - Он побагровел и, вновь вытягивая голубые губы в
бессмысленную улыбку, тем же жутким речитативом продолжал:
А казарки - молдаванки,
Дудаки - дураки,
Кваки - забияки,
Вот грачи - антилерия,
Вороны - волохи,
Рыбники - скрыпники...
Иван Алексеевич вскочил:
- Пойдем, пойдем к своим, а то немцы заберут нас! Слышишь?
Вырывая руку, торопясь, роняя с губ теплую слюну, Лиховидов продолжал
выкрикивать:
Соловушки - музыканты,
Касатушки - великанты,
Чернопуз - голопуз,
Синичка - сборщик,
Воробей - десятник...
И, неожиданно оборвав голос, запел тягуче-хрипло. Не песня, а волчий
нарастающий вой рвался из его оскаленного рта. На острых клыковатых зубах
переливалась перламутром слюна. Иван Алексеевич с ужасом смотрел в
безумно-раскосые глаза недавнего товарища, на голову его с плотно
прилегшими волосами и восковым слепком ушей. Уже с каким-то ожесточением
Лиховидов выл:
Вот гремит слава трубой.
Мы за Дунаем-рекой
Турк-салтана победили,
Християн освободили.
Мы по горочкам летали
Наподобье саранчи.
Из берданочков стреляли
Все донские казачки.
Как курей, ваших индюшек,
Перведем всех до пера.
А детей ваших, марушек
Заберем всех во плена.
из документалистики на эту тему есть написанная сто лет назад книга медсестры первой мировой Ла Мотт "На отливе войны"
запрещавшаяся во многих странах за чересчур реалистичные описания последствий боевого опыта у пациентов