Реклама Google — средство выживания форумов :)
Возник совершенно новый опыт столкновения современных армий, примерно равных по поколению техники и по готовности умирать. Это очень серьезный вызов. Через войну проходит целое поколение, и не одно. Сотни тысяч участников СВО и миллионы тех, кто помогает им в тылу, родственники и волонтеры. Это количество, которое должно перейти в качество.
За что воюют
— Откуда тогда мотивация у бойцов продолжать войну? Вы как раз описываете в книге массовую проблему «пятисотых». По-моему, очень недорефлексированная тема. В Великую Отечественную были «самострелы», то есть людям было так страшно, что они себе стреляли в ногу. Эмоциональный фактор. А вы описываете ситуацию вполне осознанного принятия решения выйти из боевых действий, когда и немного стыдно, и хочется домой.
— Во-первых, было открыто окно возможностей. Ведь летом прошлого года контрактники знали, что в любой момент могут уволиться. Во-вторых, это настоящая психологическая ломка. Когда человек неделями под обстрелами, рано или поздно, если в нем нет идейного духовного стержня, возникает вопрос: зачем я здесь?
И не важно, рядовой ты или офицер. Это свойство характера. Вопрос, сколько ты продержишься. И стержень надо «выращивать», с людьми надо разговаривать.
— Тогда что мотивирует тех, кто там все-таки остается?
— Для всех по-разному. Когда десантники заходили, например, в Луганскую область, то видели людей, ради которых пришли, их искреннюю поддержку, благодарность. «Мы понимаем, кого мы защищаем».
А дальше все зависит от уровня образования и качества работы с солдатами. Вот боец, перед ним метр окопа. Боец в украинских телеграм-каналах читает, как они нас бьют, с видео. У него нет ни «Боевого листка», ни «Красной звезды». Я там был в августе. В штабе лежал один единственный номер «Красной звезды» за первое июля. Сводок новостей нет.
Был эпизод на ППУ (передовой пункт управления), дискуссия: «у нас гнилой левый фланг». Я командирам говорю: послушайте, хотите расскажу, почему фланг гнилой? Рассказал, а потом думаю: зачем я это рассказываю? Я имею право это делать? Может, им не положено это знать? Мол, каждый командир должен считать свой участок фронта самым главным и по сторонам не оглядываться. Или это недоработка? Я до сих пор не знаю ответа. Но эту работу надо делать.
— И все-таки когда им, простым людям, простым солдатам задают вопрос «зачем вы здесь?» — они что говорят? «Я здесь защищаю Родину»? «Я защищаю Россию от американской империи»?
— Нет, такого никто не говорит. Когда я пытался один раз задать этот вопрос, мне сказали: мы здесь защищаем вот этих людей из Луганска. Мы пришли сюда ради них. Больше я об этом не спрашивал.
Мне легче общаться с офицерами. Они понимают меня, зачем я приехал, зачем я с ними разговариваю. И если им задать этот вопрос, офицеры будут отвечать правильно. Так как их готовили, они смотрели выступление Путина перед СВО и так далее. Но если начинаешь разговаривать с простыми солдатами, те идут в несознанку. Либо не хотят отвечать, либо не знают, как ответить.
Иногда всплывает такой ответ в разных вариациях: мол, начальство недоработало, надо было сделать по-другому, чтобы не было кровищи. И сказать я им могу в ответ только одно: «Вы здесь искупаете чужие грехи». И они всегда понимают, чьи грехи искупают.
— Есть все-таки какие-то сложные отношения между подразделениями?
— Меня попросили различать контрактников, которые приходили в 2007‒2008 годах, и тех, которые пришли сейчас, когда уже пошла военная ипотека. И те и другие служили до 24 февраля. На войне выяснилась разница. Они и друг к другу относятся иначе. Первые считают вторых наемниками. Мол, вы пришли за длинным рублем. А мы, когда начинали, на службу ходили в джинсах, потому что в армии не было для нас штанов. Деньги были другие тогда.
Сейчас, я так понимаю, выпячивают статус «я — доброволец». Это те, кто идет на фронт сегодня, когда война уже в разгаре. Для них это «марка». Все равно оформляется контракт. Но: «я понимаю, зачем иду».
Было еще одно отличие. Если человек заключает контракт на три месяца, как я, то это «наемник». Потому что ты за это время никакую военную специальность освоить не можешь. То есть если ты идешь наводчиком в БМД, например, то это учиться полгода минимум. И если человек заключал контракт в части, то минимум на шесть месяцев, и брали его под конкретную военно-учетную специальность, которая в полку нужна. У такого контрактника сразу другой статус. А из тех, кто пришел подзаработать, часто формировали штурмовые роты с понятными рисками. И «пятисотых» там было много, в отличие от тех, кто заключал контракт в части.
— А к профессиональным «наемникам» какое отношение?
— У них высочайший авторитет. «Вагнеров» очень уважали. Они рядом воевали, они лучше организованы, даже по сравнению с ВДВ. Им завидовали, их опыт старались перенимать. Они лучше оснащены. Пригожин старался внедрять всякие новинки, даже РЭБ у них была своя, говорят. И четкая организация. И боевые задачи, конечно, выполняли.
— С точки зрения «окопной правды» Пригожин попал в этот вечный запрос на справедливость? В том числе со своим мятежом, который вроде как не против основ государства, а против той точки, где сосредоточена, на его взгляд, несправедливость.
— Да, конечно, он попал. За его мятежом с фронта следили, как болельщики за футбольным матчем. Те, кто имел возможность следить за новостями, конечно. Вряд ли военные его поддержали бы, однозначно нет, потому что все понимают, что мятеж есть мятеж.