G.s.> А своими словами?
шев А.А., Семенова И.В., 1991, с. 145-147).
Показателен рассказ искусствоведа М.А. Ильина о дорогобужском краеведе Николае Ивановиче Савине (1890—1944). Он создал музей в родном городе, копал
курганы в Дорогобужском и Ельнинском уездах Смоленской губ. в 1929 г., о чем
напечатал две заметки, был связан с А.Н. Лявданским, занимался усадебной архитектурой, декабристами, крестьянским движением на Смоленщине. Ильин, изучавший
местную ампирную архитектуру, приезжал к нему в 1920-х гг. Вновь посетив Дорогобуж в 1932 г., он застал Савина в состоянии глубокой депрессии. Из музея его
уволили, коллекции выкинули. Савин говорил московскому гостю: "Поймите, во мне
убито все, вера, любовь, все, чему я отдал свою жизнь, все свои стремления. Я ничего
не смогу теперь сделать" (Ильин М.А., 1970, с. 58, 59). Больше Савин ничего не
опубликовал. О конце его – ниже. Ныне музея в Дорогобуже нет.
Краеведческое движение в СССР на грани 1920–1930-х гг. было разгромлено.
Все краеведческие общества в 1933 г. были закрыты, а их издания уничтожались.
Из музеев выкидывали "бывших людей" и даже коллекции как "ненужный хлам".
Масштабы этой трагедии еще предстоит осознать.
Многочисленны газетные и журнальные статьи, клеймящие краеведов-вредителей.
Укажу лишь на брошюру "Против вредительства в краеведческой литературе"
(Иваново-Вознесенск, 1931), где больше всего говорилось о В.И. и М.И. Смирновых.
В связи с "Академическим делом" стояли и репрессии по отношению к ряду
московских ученых в 1930-1932 гг. Чекисты придумали, что существовал особый
"Московский центр" раскрытого ими "Союза".
В 1930 г. был арестован профессор кафедры антропологии МГУ, специалист по
первобытной археологии Борис Сергеевич Жуков (1892–1933). Он умер в концлагере
на Алтае (Бадер О.Н., 1968, с. 235). Видимо, одновременно арестовали и другого
профессора той же кафедры Бориса Алексеевича Куфтина (1892–1953), занимавшегося в ту пору и этнографией, и археологией. До 1933 г. он жил в ссылке в
Вологде, потом перебрался в Тбилиси, где стал работать в Музее Грузии и на
протяжении 20 лет сделал необычайно много для кавказской археологии (Джапаридзе
О.М., 1993, с. 247).
Арестован был и профессор МГУ и сотрудник РАНИОН археолог-антиковед
Алексей Степанович Башкиров (1885–1963). С 1931 по 1945 гг. он не опубликовал ничего. После войны преподавал в Ярославле и Костроме и только в 1950 г. вернулся в
Москву. Известна хлесткая полемическая статья "Олень с тоской во взоре и
меланхолическая свинья" в "Сообщениях ГАИМК", направленная против книги
Башкирова об искусстве Дагестана. Она кончается словами о вредной деятельности
как Башкирова, так и РАНИОН в целом, где неправильно понимают марксизм
(Тревер К.В., 1932, с. 22-37). Рецензия, подписанная К.В. Тревер (а, по утверждению
старых сотрудников ГАИМК, принадлежавшая перу И.А. Орбели), увидела свет,
когда Башкиров был уже репрессирован.
Начавший научную деятельность еще до революции профессор Илья Николаевич
Бороздин (1883–1959) был арестован, видимо, в 1931 г. В списке его публикаций разрыв между 1931 и 1933 гг. В 1933–1934 гг. он печатался в Ашхабаде, где, скорее всего,
отбывал ссылку (Илья Николаевич Бороздин, 1959). Позднее он, должно быть, на
короткий срок вернулся в Москву, поскольку в 1934 г. был на учредительном съезде
Союза советских писателей и до 1935 г. преподавал в Институте журналистики
(Москаленко А.Н., 1960, с. 313; 1963, с. 196). С 1935 г. публикаций Бороздина опять
197
нет до 1943 г., когда он вновь оказался в Ашхабаде. Только в 1949 г. он перебрался в
Воронеж, где до конца дней был профессором университета.
Мало знаем мы о судьбе Алексея Алексеевича Захарова (род. в 1884 г.). Он был
болезненным человеком, на раскопки не ездил. Проявил себя как популяризатор
("Эгейский мир", 1918; "Эгейский мир в свете новейших открытий", 1924), как
профессор МГУ и как сотрудник Исторического музея, описавший ряд его коллекций,
сибирских, кавказских и античных. По данным М.А. Миллера (1954, с. 82-84), он был
выслан в Алма-Ату полупарализованным, прикованным к креслу. Но и там он
продолжал работать. Есть его публикация 1934–1935 гг. Дальнейших сведений нет.
На 1932 г. падает арест еще одного профессора – антиковеда – Константина
Эдуардовича Гриневича (1891–1971). К работе он вернулся в 1939 г. в Томском университете. В 1948 г. был оттуда уволен как человек, чуждый советской науке.
Перебрался в Нальчик, оттуда – в Нежин, а в 1956 г. – в Харьков, где преподавал в
университете до конца дней (Матющенко В.И., 1994, с. 25, 26).
Все шесть московских профессоров, арестованных в 1930–1932 гг., были не только
лояльны по отношению к советской власти, но и активно сотрудничали с нею.
Объединяет их то, что все они в разные годы бывали за рубежом, общались с иностранцами.
Следующий удар по нашей науке был нанесен в 1933–1934 гг. Это так называемое
"Дело славистов" или "Дело Русского музея". По этому процессу были арестованы
академики-филологи М.Н. Сперанский и В.Н. Перетц, оба в известной мере связанные с археологией, видные языковеды Н.Н. Дурново, В.В. Виноградов, А.М. Селищев, В.Н. Сидоров и др. Им инкриминировали создание "Российской национальной
партии". Об этом деле писали недавно филологи Ф.Д. Ашнин и В.М. Алпатов (1994).
Если в Москве репрессированы были в основном представители филологического
мира, то в Ленинграде разгрому подвергся Русский музей, где тогда были не только
художественные, но и этнографические собрания, включавшие археологию. Горькая
участь постигла сотрудников музея – исследователя крымского палеолита Глеба
Анатольевича Бонч-Осмоловского (1890–1943), выдающегося археолога исследователя древностей Подонья и Кавказа Александра Александровича Миллера (1875–
1935), создателя классификации древностей Минусинской котловины, сохранившей
значение до сих пор, Сергея Александровича Теплоухова (1888–1934) и его ученика
Михаила Петровича Грязнова (1902–1984). Аресты начались 4 сентября 1933 г. и продолжались до 22 апреля 1934 г. В Москве было арестовано 34 человека, в Ленинграде – 37. Приговоры были вынесены 29 марта и 2 апреля 1934 г.
Бонч-Осмоловский, арестованный 29 октября 1933 г., был приговорен к 5 годам
лагерей. Отбывал этот срок в 1934–1936 гг. в Ухтпечлаге (Воркута), работал
геологом, освобожден по зачетам, вернулся в Ленинград, но долго не мог получить
там ни прописки, ни работы. Только к 1940 г. положение его нормализовалось. Он
добился реабилитации, стал сотрудником ИИМК и профессором ЛГУ, защитил докторскую диссертацию. Но силы его были подорваны. Он умер в возрасте 53 лет
(Анциферов Н.П., 1992, с. 464).
Еще трагичнее сложилась судьба Миллера и Теплоухова. Миллер был арестован
9 сентября 1933 г., осужден на 5 лет лагерей и умер 12 января 1935 г. в Карлаге.
Теплоухов повесился в тюрьме во время следствия между 10 и 15 марта 1934 г.
(Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М., 1994, с. 130, 204, 206).
М.П. Грязнов был арестован 29 ноября 1933 г. На следствии виновным себя не
признал. Приговорен к 3 годам ссылки в Вятку (Киров), где работал в местном музее.
В 1937 г. вернулся в Ленинград и был принят на работу в Эрмитаж (Зайцев Н.А., 1992,
с. 9, 10).
С тем же делом связана высылка сначала в Акмолинск, а потом в Ташкент известного византинолога-искусствоведа действительного члена ГАИМК и Украинской
Академии Наук Федора Ивановича Шмидта (1877–1937), участвовавшего в раскопках
Эски-Кермена. Некоторое время он работал в Ташкентском музее, потом его
198
уволили, и он вынужден был служить почтальоном. В конце 1937 г. его арестовали и
3 декабря расстреляли по решению тройки (Чистотинова С.Л., 1994, с. 99-107).
В 1933 г. были репрессированы и два нумизмата из Эрмитажа – заведующий
отделом восточных монет, выпускник Лейпцигского университета Роман Романович
Фасмер (1888–1938) и специалист по русской нумизматике Иван Георгиевич Спасский
(1904–1990). Фасмер, приговоренный к 10 годам лагерей, окончил свои дни в
Ташкенте (Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М., 1994, с. 138, 206). Спасский пробыл в концлагере полный срок – 5 лет, потом работал в провинции не по специальности, участвовал в Отечественной войне и только в 1946 г. вернулся в Ленинград в Эрмитаж
(Янин В.Л., 1965, с. 6).
Среди репрессированных по делу Российской национальной партии были также
этнограф и автор ряда археологических статей Наталья Ивановна Лебедева
(1894–1978), проведшая 3 года в ссылке в Сибири, а также занимавшийся археологией
(автор книги "Что говорят забытые могилы") краевед Иван Спиридонович Абрамов
(1874 – после 1956). В 1929 г. его уже высылали из Ленинграда в Сольвычегодск как
подписчика журнала "Краеведение". С 1934 до 1936 г. он жил в ссылке в Тюмени.
Следствие проявляло интерес и к другим лицам, не допрашивавшимся, но поставленным под надзор. В числе их была Н.Н. Погребова, тогда экскурсовод, а в будущем
археолог-скифолог (Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М., 1994, с. 78, 198, 202).
Если академическое дело вызвало ряд откликов в печати, то о жертвах дела
"славистов" писали мало. Все же П.И. Борисковский не преминул в 1935 г. обозвать
Бонч-Осмоловского "представителем буржуазной палеоэтнологии под маркой советского ученого" (Борисковский П.И., 1935, с. 13).
Из предшествовавшего изложения может сложиться впечатление, что репрессии
как-то обошли центральное археологическое учреждение страны – ГАИМК. Это не
так. Арестованные по академическому делу Руденко, Боровка, Готье и пострадавшие
по делу славистов Миллер, Теплоухов, Бонч-Осмоловский, Шмит, Грязнов, Фасмер
были по совместительству и сотрудниками ГАИМК. Репрессированы были и сотрудники академии – искусствовед Елена Викторовна Ернштедт (1889–1942) и Мстислав
Владимирович Фармаковский (1873–1946), много сделавший для организации Института археологической технологии ГАИМК. Фармаковский жил в 1930–1934 гг. в ссылке в Ярославле. Вернувшись в Ленинград, работал в Русском музее, от археологии
отошел (Иессен А.А., 1947, с. 306-309). Ернштедт провела в заключении 5 лет, наукой
больше не занималась (Анциферов Н.П., 1992, с. 476).
Но дело не только в этом. Уже в 1923 г. первый советский министр юстиции эсер
И.Э. Штейнберг и наблюдавший за событиями со стороны П.Н. Милюков достаточно
точно определили, что такое террор. Это не только расстрелы, тюрьмы, концлагери,
но и другие принудительные методы воздействия на людей (Милюков П.Н., 1991,
с. 462-471).
В 1920-х гг. проводились периодические "чистки" учреждений от "классово-чуждых элементов", весьма болезненно затронувшие научно-просветительные учреждения. При чистке Академии Наук СССР в 1929 г. из 869 штатных сотрудников было
уволено 126, из 839 нештатных – 520, т.е. более трети состава (Академическое дело...,
1993, с. XXVI). При чистке ГАИМК в 1929 г. уволили более половины сотрудников –
60 человек (Кузина Г.А., 1991 г., с. 141, 142). На I Всероссийском музейном съезде
1930 г. декларировалось: "Наши музеи были не только складочным местом для хлама
предметов, но музеи были и складочным местом... и для хлама людского... В музеях
укрывали этот хлам" (Труды..., 1931, с. 21).
Были выкинуты на улицу сотни специалистов. Уволенные становились "лишенцами", т.е. были лишены не только гражданских прав, но и продовольственных карточек и могли покупать продукты лишь на базаре, за дорогую цену, тогда как найти
новое место работы было для них практически невозможно. Лишенцы обрекались на
вымирание. От тех, кого все же оставили на работе, требовали "полной перестройки
своего научного мировоззрения". Эти слова взяты мной из некролога ученого старой
199
школы А.В. Шмидта, написанного юным проработчиком Е.Ю. Кричевским (1935,
с. 125). Они объясняют многое, удивляющее нас сегодня, в публикациях А.А. Миллера, Ф.И. Шмита, В.В. Гольмстен, П.П. Ефименко 1930-х гг.
Следствия этих мероприятий были разные. Кое-кто из археологии просто ушел.
В первом наборе аспирантов ГАИМК вместе с С.Н. Замятниным, М.И. Артамоновым, Н.Н. Ворониным был Лев Альфонсович Динцес (1895–1948), о котором они
всегда вспоминали как об очень ярком, одаренном человеке. В 1929 г. Динцес опубликовал статьи "Прочерченный орнамент трипольской культуры" и "Неолитическая
стоянка в Токсове". Перемены в ГАИМК заставили его переквалифицироваться. Он
стал писать о карикатуристах "Искры" и "Гудка", о художниках Перове и Серове,
о героях Гоголя в изобразительном искусстве. Умер он в возрасте 53 лет, оставив
всего 18 публикаций (Бломквист Е. и др., 1949, с. 203-208).
Аспирант закрытого в 1929 г. РАНИОН, работавший и в Историческом музее
Петр Борисович Юргенсон (1903–1971) успел опубликовать в 1926–1929 гг. шесть
статей о византийских древностях, в том числе и за рубежом. После 1930 г. переквалифицировался в биолога-охотоведа (Русаков Я.С., Насимович А.А., 1972, с. 150,
151).
То же наблюдалось и в провинции. Ученик Городцова Владимир Геннадиевич Карцов (1904–1977) успешно занимался археологией Енисея, писал об этом в работах
1928, 1929, 1932 гг. В дальнейшем от археологии отошел, опубликовал книги о декабристе Г.С. Батенкове, о методике преподавания истории СССР в начальной школе.
В конце жизни был профессором Калининского университета. Жена его, тоже
ученица Городцова, С.В. Романовская была репрессирована.
Идеологический пресс давил не только на научно-исследовательские учреждения.
В еще большей мере он лег на ВУЗы. Не доверяя старой профессуре и не имея большого числа своих надежных людей, новая власть уже в 1920-х гг. предпочла просто
закрыть гуманитарные факультеты в провинциальных университетах. Тогда вынуждены были покинуть Пермь – А.В. Шмидт, Самару – В.В. Гольмстен, Смоленск –
А.Н. Лявданский. В Иркутском университете с 1918 г. преподавал выдающийся археолог Бернгард Эдуардович Петри (1884–1937), начавший раскопки в Прибайкалье еще
в 1912 г., учитель – Г.Ф. Дебеца, Г.П. Сосновского, М.М. Герасимова, А.П. Окладникова. В 1926 г. факультет общественных наук ИркутГУ был закрыт, и до своей
гибели десять лет Петри в сущности мыкался без работы. После ряда ценных
публикаций 1921-1926 гг. он смог выпустить только одну научно-популярную книжку
в 1928 г. и замолчал уже навсегда. Н.Д. Архипов опубликовал в отрывках письмо
Петри руководителю ГАИМК Ф.В. Кипарисову. Даже из этих отрывков видно, чем
обернулись для Петри преобразования: собранные им коллекции выкинуты, рукописи
утрачены (Архипов Н.Д., 1986, с. 276).
Другой пример. Виктор Федорович Смолин (1890–1932) окончил Казанский
![92.0.4515.131](/_bors/images/browsers/google-chrome.png)