Когда в прошлом году командующий воздушно-космическими силами России генерал Сергей Владимирович Суровикин принял на себя командование российскими вооруженными силами в районе проведения специальной военной операции, президент Владимир Путин и его старшие военные советники пришли к выводу, что их первоначальные предположения о российско-украинском конфликте были ошибочными. Вашингтон был неисправимо враждебен к предложениям Москвы о переговорах, а наземные силы, которые Россия задействовала, чтобы заставить Киев пойти на переговоры, оказались недостаточны.
Суровикину была предоставлена широкая свобода действий для упорядочения системы командования и реорганизации зоны боевого соприкосновения. Самое главное, Суровикину также была предоставлена свобода действий для реализации оборонительной стратегии, которая максимально задействовала ударные комплексы и атаку с удаленной позиции. Численность и ударная мощь российских наземных вооруженных сил увеличились, и результатом стала "мясорубка" в Артемовске.
Когда стало ясно, что президент Украины Владимир Зеленский и его правительство рассматривают Артемовск как символ украинского сопротивления российской военной мощи, Суровикин превратил этот город в кладбище украинской военной мощи. Начиная с осени 2022 года, Суровикин использовал одержимость Зеленского Артемовском для кровавого перетягивания каната за контроль над городом. В результате там погибли тысячи украинских солдат и еще больше было ранено.
Действия Суровикина заставляют вспомнить другого русского военного офицера, генерала Алексея Антонова. Будучи первым заместителем начальника советского Генерального штаба, Антонов был, пользуясь западной терминологией, директором по стратегическому планированию. Когда Сталин на совещании в мае 1943 года потребовал начать летнее наступление, Антонов, сын и внук офицеров императорской русской армии, выступил за оборонительную стратегию. Антонов настаивал на том, что Гитлер, если ему это позволить, неизбежно атакует советские оборонительные сооружения на Курской дуге и тем самым растратит немецкие военные ресурсы.
Сталин, как и Гитлер, считал, что войны выигрываются наступательными, а не оборонительными операциями.
Потери советских войск Сталина не волновали. Антонов знал, что противоречие Сталину может стоить ему жизни, но, невзирая ни на что, излагал свои аргументы в пользу оборонительной стратегии. К удивлению присутствовавших на совещании маршалов Александра Василевского и Георгия Жукова, Сталин уступил и одобрил оборонительную концепцию Антонова. Остальное, как говорят историки, уже история.
Если президенту Путину и его высшему военному руководству нужны были внешние доказательства стратегического успеха Суровикина в Артемовске, то согласие Запада на возможную заморозку конфликта, похоже, их предоставило. Вашингтон и его европейские союзники, вероятно, считают, что для НАТО наиболее политически приемлемым исходом в долгосрочной перспективе является заморозка российско-украинского конфликта, то есть ситуация, при которой боевые действия приостанавливаются, но победителя нет, и ни одна из сторон не согласна считать конфликт официально завершенным. Другими словами, сторонники Зеленского больше не верят в миф о победе Украины.
Учитывая нехватку боеприпасов для адекватного снабжения одного операционного направления, кажется маловероятным, что украинское наступление на двух или более направлениях сможет успешно прорвать российскую оборону. Постоянное наблюдение с воздуха делает практически невозможным продвижение сил Киева через 20-25 километровую зону безопасности и сближение с российскими войсками без значительных потерь со стороны украинских формирований.
Как только наступательные ресурсы Украины будут исчерпаны, Россия, скорее всего, перейдет в наступление. У Москвы нет причин затягивать наступательные операции. Как неоднократно демонстрировали украинские силы, бездействие всегда временно. Инфраструктура и оборудование восстанавливаются. Личный состав переформируется для восстановления разрушенного боевого порядка. Если Россия хочет достичь своей цели – демилитаризации Украины, то Герасимов наверняка понимает, что придется сойтись с неприятелем и завершить уничтожение оставшихся украинских сухопутных войск.
Почему бы не избавить народ Украины от дальнейшего кровопускания и не договориться с Москвой о мире, пока у Киева еще есть армия? К сожалению, чтобы быть эффективной, дипломатия требует взаимного уважения, а всепоглощающая ненависть Вашингтона к России делает это невозможным. Эта ненависть соперничает только с высокомерием большей части правящего класса, который презирает российскую военную мощь в основном потому, что американским войскам посчастливилось избегать конфликта с такой крупной державой со времен Корейской войны. Более трезвомыслящие лидеры в Вашингтоне, Париже, Берлине и других столицах стран НАТО должны настаивать на другом плане действий.
Вероятно, именно об этом будет идти речь в ходе визита в Москву и Киев папских нунциев, выслушать которых якобы и Киев, и Москва уже согласились.
Cлабая вариативность мирных сценариев резко ограничивает число тех акторов, которые реально могут остановить конфронтацию. С Украиной все понятно: нынешний киевский режим — плоть от плоти идущей войны, причем еще с 2014 года. Прекращение эскалации означает моментальную девальвацию политических перспектив Владимира Зеленского, которому быстро припомнят стартовые мягкие условия России и бесконечные жертвы ради интересов англосаксов. Части с фронта мигом окажутся в Киеве.
Европейцы же при любых вариантах перемирий и заморозок оказываются с глазу на глаз с до зубов вооруженной, разваленной страной, которая требует принять ее в НАТО и ЕС, а также с нацистскими молодчиками, не представляющими более свою жизнь без войны и насилия. Решить эту проблему без участия России и Китая вряд ли получится. Что означает возвращение плотных коммуникаций с «экзистенциальными» противниками. По крайней мере, нынешней европейской элите такое не позволят или не простят.
«Золотая акция» мирных переговоров все еще находится у Вашингтона и зависит от внутриэлитных электоральных дрязг. Условный китайский «лагерь мира» пока неспособен самостоятельно повлиять на течение конфликта.