Пост конечно более подходит для исторической ветки, но уж больно параллели очевидны
- статья про пропагандистское освещение РЯВ, прошло сто лет - рецепты те же:
На англоязычном Западе Япония представлялась «рыцарем в сияющих доспехах, спасающим Запад»; Россия, напротив, выводилась из «клуба» цивилизованных держав. «Американский народ верил, что Япония ведет войну из самозащиты, и ее отважное противостояние могущественной России вызывало огромное восхищение, — констатируют обозреватели американской печати военных лет. — …Финансовые и университетские круги Америки были одинаково убеждены, что военные успехи Японии означают прогресс цивилизации… Американская пресса приветствовала Японию как идеал молодой нации, сражающейся за альтруистическое дело».
Стержень такого, внутренне противоречивого, отношения к Японии западного сообщества афористично выразил военный корреспондент “Times” Уильям Гринер: «Японцы — язычники, которые, однако, усвоили себе западную систему моральных ценностей (ethical code)».
Особенно ярко стремление дегуманизировать противника сказалось на изображении русской действующей армии. Ее оценки были выдержаны в уничижительном тоне и подчас подавались в расистском ключе. «Ни мозгов, ни планов, ни карт, ни подкреплений», «командир в панике», «русская армия деморализована» — обычные газетные ламентации на этот счет. Предметом почти исключительного внимания прессы выступали действительные или мнимые факты неумелого командования, трусости солдат, плохого снабжения и санитарного состояния войск. Газеты писали о пьянстве и кровожадности «вороватого московита» (thievish Moscovite), его жестокости в обращении с местным населением и пленными, о демонстративном и циничном попрании им представлений о гуманности и норм международного права.
Mujik’у, основе армии, подхватывал ту же ноту американец Н. Бэйкон, «недостает грамотности, трезвости, предприимчивости, энергии и честности». «Все это — характерные черты славянской расы, — заключал публицист, — и мои личные наблюдения позволяют классифицировать их в целом как стоящих на более низкой ступени развития, чем негры наших южных штатов».
Распространявшиеся прессой домыслы и слухи относились к разным сторонам армейской и флотской жизни. Печать сообщала то о трагедии, сопровождавшей переход «большого подразделения русских» озера Байкал по льду (итог — 600 замерзших насмерть); то о собственноручном расстреле наместником провинившегося офицера перед строем; то о коварном плане русских отравить реку Ялу, для чего в ее верховья якобы свезено огромное количество «ядовитых медикаментов».
Казаки изображались как «далеко не храбрые» полузвери, предпочитающие спать на голой земле, ловить птиц и живьем их пожирать. Русские дальневосточные моряки, в интерпретации русофобских газет, не столько воевали, сколько пиратствовали, захватывая иностранные торговые суда, которые к тому же подрывались на минах, намеренно ими разбросанных, либо обстреливали мирных японских рыбаков.
Их итоговый новостной продукт читатель-неяпонец оценил следующим образом: «Существуют только японские победы, японское геройство, японский военный гений, в противоположность русским беспрерывным поражениям и бегствам, русской трусости, русскому варварству и скотству». По данным официозной японской прессы, уже к августу 1904 г. безвозвратная убыль русской армии составила порядка 50 тысяч человек — почти столько, сколько в действительности Россия потеряла за все время войны. О собственных потерях печать хранила молчание, хотя к концу ноября 1904 г., по конфиденциальной информации военного министра Масатакэ Тэраути, Япония лишилась не менее 100 тыс. солдат (примерно 60 тыс. убитыми и ранеными и 40 тыс. заболевшими «бери-бери», дизентерией и брюшным тифом). О потоплении в мае 1904 г. новейшего, британской постройки, броненосца “Yashima” мир узнал из французских газет лишь в конце того же года. Совершенно умалчивались другие потери японского военного флота весьма, в действительности, немалые.
Газеты, с одной стороны, писали о бездарности и трусости русских генералов и кровожадной дикости солдат, якобы живущих подаянием или грабежом местного населения, а с другой — восхваляли японских военных, подчеркивая их мужество, благородство, рыцарство и доблесть.
Иллюстрируя высокие патриотические чувства японцев, печать сообщала о полумиллионе добровольцев, якобы готовых немедленно отправиться на театр войны , хотя волонтерских формирований в армии Японии не существовало вовсе. «Великая Япония» представала перед читателем как бескорыстная защитница свободы, территориальной целостности и независимости Китая от России — «государства с привычками тигра и волка».
«Некоторые военные обозреватели, — говорил тогда же граф Окума своим однопартийцам-прогрессистам, — увлекаются перечислением слабых сторон нашего противника и превознесением нашей мощи ... среди наших соотечественников есть люди, склонные думать, что после сокрушительного поражения Россия потеряет свой международный вес и будет исключена из сообщества европейских наций. Это — поистине абсурдное представление».
и т.д. и т.п.
АвторПавлов Дмитрий БорисовичPavlov D.B.
Аннотация
Статья посвящена соприкосновению российской и японской семиосфер как важной составляющей русско-японской войны 1904—1905 гг. Внимание автора сфокусировано на дальневосточной информационной «кухне» — переднем крае идейно-пропагандистской борьбы противоборствовавших сторон, новостном «котле», из которого черпали сведения и оценки местные и иностранные журналисты, представители мировых информационных агентств. Изучены идейное содержание японской и русской пропаганды, организация, методы и результативность работы пропагандистских аппаратов России и Японии.
// Дальше — ebookiriran.ru