Вот тетку прорвало,сильная статья.
Заезжая в Мариуполь, начинаешь слышать, как останавливается сердце. Это – страх. Исключительно за свою жизнь. Появляются вопросы – «А что именно я здесь делаю? Почему я здесь?». Ты допускаешь присутствие в этой зоне поражения кого угодно, смерть кого угодно другого, но не себя – мягкого, теплого, важного. Это включается малодушие. В любой душе оно наступает в таких местах. Появляется желание повернуть назад, и уже нет дела до людей, которым везешь хлеб. Да, они страдают от голода, но ты, именно ты должен жить. Малодушие длится несколько секунд. Но ты находишь в себе какую-то педаль, жмешь на нее, и малодушие уходит, а машина продолжает движение по убитому городу. Эту педаль нащупать легче, когда ты знаешь, что максимум через час покинешь гиблое место, быстро раздав содержимое багажника. И за этот час педаль всегда будет под прессом твоего духа, твоей воли. И только оказавшись в безопасном месте, ты снимешь с нее этот груз.
Статья по теме:
Украина: ландшафт перед новой фазой операции
Вышеизложенным текстом я хотела показать, как чувствуют себя наши солдаты, которые живут, воюют и вытягивают сейчас ставших живым щитом гражданских из под огня ВСУ в Мариуполе. Они там находятся уже несколько недель, и все это время под снайперскими пулями и обстрелами тяжелого калибра педаль в них вжата до предела. И они не отпустят ее до конца. А мы – Россия, Донбасс – следим за ними, ждем новостей, поддерживаем словом, когда они появляются в эфире. Цепенеем, когда, например, командир бригады «Восток» ДНР Александр Ходаковский показывает нам фотографию девятнадцатилетнего сироты Никиты, который только что отдал свою жизнь, спасая гражданских. И погиб этот Никита не по случайности, не по боевой неопытности своей в девятнадцать лет, а с пулеметом в руках.
Мы смотрим на его простое веснушчатое лицо, вспоминаем о том, что по какой-то причине для Никиты в детстве не нашлось мамы, и мы меняемся. Мы становимся другими. Но самое важное – мы становимся другими всей страной. Потому что где-то в глубинах неизъяснимого нашего человеческого подсознания мы таким образом хотим отдать дань жизни и смерти рядового сироты Никиты и других погибших наших солдат.
Но тут появляется пресс-секретарь нашего президента Дмитрий Песков и игриво сообщает белорусской журналистке о том, что телеведущий юмористического шоу на федеральном канале Иван Ургант – патриот. И не просто патриот, но большой патриот. И у него, по словам Пескова, может быть свое мнение. Но проблема в том, что и у нас может быть свое мнение. И в этом мнении практически вся страна совпадает. А самое главное – на этом мнении очень много чего держится. На нашем общем мнении в том числе держится дух нашей армии. И тот сирота Никита спасал гражданских в аду Мариуполя, воевал за нашу Родину потому, что знал – за его спиной стоим мы и наше мнение. Каждый российский и республиканский солдат на передовой знает, что устав морально и физически, он может прислониться на миг спиной к нашему мнению и набраться новых сил от нашего единого духа. Но не только.
Западный мир сказал нам, что быть русскими – стыдно. На нас наложили санкции, и нет в России ни одной семьи, которая бы от происходящего не пострадала. Но люди сжали зубы, вдавили свои педали и стали еще большими патриотами. И если что сейчас и может вытянуть нашу страну в светлый экономический расклад, то не высокие экономические умы, а наш общий дух, наша выносливость и продолжительность отрезка времени, которое мы сумеем протянуть на вдавленной педали.
Но тут, повторюсь, появляется пресс-секретарь президента и, игриво сообщает, что большой патриот – это бежавший из страны Иван Ургант. И не только бежавший, но и выложивший у себя в Telegram украинский клип, призывающий рвать рты русским солдатам и куда-то посылать русский корабль. Как раз в то самое место, куда нам всем очень хочется послать и самого Урганта, и беглую Ксению Собчак, которая выложила этот клип первой. Что творят такие слова с нами – российскими людьми? Они ставят нам подножку, они выбивают педали из-под ног.
Выслушав слова Пескова, очень хочется спросить – «А что будет, товарищ Песков, когда народ совсем отпустит педаль?». Мы полетим вниз все вместе или вы тоже успеете совершить патриотический акт – сбежать из страны? Я говорю «товарищ», а не «господин» потому что сейчас – в моменте нашей сплоченности, когда гибнут наши солдаты – у нас нет господ. И если русский человек стискивает зубы, то делает это еще и потому, что чувствует, как мы все становимся другими – лучшими, достойными других героев и других товарищей. Но когда кто-то из представителей официальной власти вдруг рассказывает нам о том, что наши большие патриоты – это бывшие телезвезды, которым стало страшно – вот тут русскому человеку в голову и начинает закрадываться мысль: мы, значит, станем другими, принесем свою жертву, а нам потом вернут все то, от чего мы уже давно в душе навсегда отказались? Вот этих дутых героев, которые в трудную минуту способны думать только о себе? Мы, значит, сейчас выльем свою кровь, а эти вернутся, и все будет по старому? А как оно будет по-старому, когда мы – новые? Последний вопрос – самый серьезный. За ответом на него может стоять судьба России. И это надо не только отчетливо понимать, с этим лучше вообще не играть – оно воспламенимо. Нужно четко отдавать себе отчет в том, что российский народ воспринимает всерьез те патриотические лозунги, которые сегодня громко звучат с экрана телевизора. Но когда он поймет, что он-то в них поверил, а те, кто их произносил – не верили никогда, может выйти несостыковка между простым человеком и «элитой», и трещина от нее под напором народного гнева способна пройтись по всей стране. Кто будет собирать обломки?
Сам Ургант, уехавший из страны двадцать четвертого февраля, оставил в своем Инстаграме запись «Страх и боль. Нет войне». Про страх ему могла бы рассказать я. Впрочем, я это уже сделала в начале этого текста. Про боль – мать не вернувшегося солдата. И даже коллективная мать сироты Никиты – Родина Наша – могла бы Урганту многое о боли рассказать. Вот у нее сейчас болит. И мы эту боль понимаем, мы ее слышим и чувствуем, ведь она и рождается в нас, становясь коллективной. Мне, пишущей эту колонку из Донецка в комнате, где дрожат от прилетов стены и окна, сложно понять, какой такой страх мог испытывать телеведущий Иван Ургант в Москве двадцать четвертого февраля. В мирной спокойной столице, где есть вода, работает Яндекс-такси, курьеры приносят еду и по небу не летают посторонние предметы. Но если при всех этих данных человек все-таки испытывает страх, то человек этот – трус. Факт его биографии. Если он выкладывает песни про порванные рту русских солдат, то он – предатель. А трусы и предатели – не наши герои. Иваны родства не помнящие – никогда не были и никогда не станут героями для нас. Наш герой – девятнадцатилетний сирота Никита.