Жизнь в СССР - 2021-2023

Случается так, что люди умирают. И ввергают в хлопоты тех, кто остался в живых. Родственников, друзей, коллег.

Если человек был передовиком производства - хлопот меньше. Сняли фотографию с Доски почета (ох, сколько я их напечатал, этих фотографий 30х40, на матовой бумаге!), да и принесли на панихиду. Или потащили на похоронную процессию. Но не каждый - передовик. И не каждый любит фотографироваться. Вдруг оказывается, что человека нет не только в жизни, но и на снимках. Разве что маленькая карточка с военного билета или пропуска, замаранная печатью. Или нечто групповое, многофигурное, где нужную голову найти трудно, а узнать почти невозможно.

Что делать? Хочется же проводить усопшего достойно, с фотографией хотя бы 24х30. Надо бежать в ближайшую фотостудию, срочно! Ах, это лаборатория? Неважно, вы только скажите: у вас такие увеличивают? Да нет, какой там памятник, какая керамика, какой металл... Мне на похороны, одну, самую большую. И еще десяток поменьше, вот таких... Что значит "не делают"? Нет в прейскуранте? А мне куда теперь, похороны-то завтра... В частном порядке, говорите? Конечно, давайте адрес. Телефончика нет? Отсюда можно позвонить? Ой, спасибо!



Так получилось, что летом и осенью 1988 года "покойников" отправляли ко мне. Я работал тогда в Хлыновском тупике, недалеко от лаборатории №9 на Патриарших, и поддерживал с прежним местом работы постоянную и взаимовыгодную связь. Недавний мой напарник (назовем его, как обычно, Степаном Степанычем) с репродукциями возиться не любил, ему обычной фотопечати хватало выше головы. А у меня было а) профессиональное оборудование; б) свободное время. Посему приемщица Наташа стала давать удрученно-суетливым клиентам мой адрес. И звонила: "Дорогой мой, сейчас к вам придут. Сделайте им пересъемку на похороны. Человек с виду приличный. Думаю, рублей двадцать пять с него можно взять". C каждого такого заказа Наташа получала комиссионные - 20 процентов.

Не подумайте, будто в лаборатории №9 висел неполный или, чего доброго, фальсифицированный прейскурант. Вот уж нет! Бытовочные мудрецы были уверены в том, что репродукция советскому человеку требуется один раз: на надгробный памятник. Увеличение, раскрашивание анилиновыми красителями, печать на керамику или металл. А вот про панихиду эти мудрецы почему-то не подумали.

Технически "пересъемка" выглядела так: оригинал, зажатый в раму со стеклом, фотографировали павильонной камерой 50х60. Камера двигалась на рельсах, пересекавших павильон аккурат посередине. На резкость наводились по матовому стеклу, включив два киловаттных фонаря. Масштаб увеличивали, растянув меха. Снимали на плоскую пленку - не 50х60, конечно, а 13х18, благо кассеты у нас были с вкладышами под любой формат. В темной комнате пленку проявляли, вешали ее в сушильный шкаф, готовили к бою исполинский увеличитель "Магнитарус" - и, убедившись в том, что негатив высох, переходили к печати. Обработанный и чисто промытый отпечаток клали на полотно заранее включенной сушильной машины, прокатывали один раз - et voila!

Да, занятие было выгодное. Можете смело говорить, что я наживался на людских страданиях, спорить не стану. Как правило, я запрашивал четвертной, обещая выполнить заказ за два часа. Если клиент просил напечатать не только большую фотографию, но и карточки 13х18 - мог заломить и сорок. Однажды, бегло оглядев посетителя, потребовал полсотни. Никто со мной не торговался. Более того, все норовили заплатить вперед. Впрочем, пару раз я ограничился червонцем - уж больно несчастными выглядели женщины, которые принесли снимки, и слишком бедно были они одеты.

А однажды принесли не карточки, а негатив. Цветной. Страшно передержанный. Из тех, про которые спрашивают: "Можно с этим хоть что-нибудь сделать?" Тут спросили, можно ли сделать к завтрашнему утру - 30х40 с самого удачного снимка и по две "открытки" с остальных. Черно-белые, разумеется. Вечер прошел в экспериментах. Сперва я зарядил пленку в увеличитель "Дурст" (он выглядел жалким пигмеем рядом с "Магнитарусом") и сделал дюжину проб, все время увеличивая выдержку. Подобрал бумагу поконтрастней, сделал новые пробы. Вроде бы терпимо. Отпечатал все снимки - любительские, молодая женщина с маленькой девочкой, вместе и порознь, всего 11 кадров - промыл, вынес на свет и выкинул. Слишком уж серые.

Только через полтора часа у меня получились отпечатки мало-мальски пристойного качества. Теперь осталось разогнать один, давно намеченный для увеличения: женщина и девочка улыбаются из окна машины. Обычно в павильоне делал не больше двух проб, но на сей раз пришлось провозиться гораздо дольше, меняя и пленку, и экспозицию. И, наконец, "чистовая" пересъемка (сразу на негатив 30х40) и контактная печать. Кто посмел бы сказать, что этот снимок сделан с дубовой цветной пленки? "Все-таки кой-чему научился", - сказал я вслух, собираясь на выход. Возражать или соглашаться было некому - все давно ушли домой.

Я забыл сказать, что негативы принесла немолодая дама, очень спортивная, бодрая и уверенная в себе. "Убитая горем" - это явно не про нее. Наутро, едва я доплелся до нашего фотоподвала, она появилась со словами: "Ну что, готово?", хотя на часах было всего без четверти десять. Я протянул ей отпечатки. Дама неторопливо рассматривала каждую фотографию. Мне показалось, что она вот-вот разразится типичными клиентскими вопросами вроде: "А вот здесь почему нерезко?", но вместо этого услышал совсем другое:
- Я их тетя. Двоюродная. Оле было двадцать шесть, Даше - три с половиной. Они сорвались с обрыва в Крыму, ехали по этому... серпантину. А пленка была в аппарате, который нашли в машине. Аппарат работает. Странно, правда?

Она еще что-то говорила, но у меня словно уши ватой заложило. Нужно было срочно избавиться и от этой дамы, и от фотографий. Немедленно.

- Нет-нет, никаких денег не надо. Вот так, не надо - и все. Просто заберите это и идите. Ничего не забыли? Вот сюда, по ступенькам.

Это было в ноябре. Через месяц-полтора я перестал появляться в Хлыновском тупике, а "покойники" пошли по новому адресу - уже не ко мне. И расставание с этим нестабильным источником дохода меня почему-то не сильно огорчило.