Россия, которую мы потеряли © - 2021

«Столь настойчиво рекомендованная Петром Великим»

Почему простой и очень нужный указ не могли исполнить более столетия //  www.kommersant.ru

 

Времени до уборки урожая оставалось немного, и 11 мая 1721 года царь послал из Риги указ своему верному сподвижнику Президенту Камер-Коллегии князю Д. М. Голицыну «Об отправлении в разные хлебородные места крестьян для обучения местных обывателей снимать хлеб с поля косами».

«В здешних краях,— говорилось в указе,— в Курляндии, Лифляндии и в Пруссах у мужиков обычай есть, что вместо серпов, хлеб снимать малыми косами с граблями, что пред нашими серпами гораздо спорее и выгоднее, что средний работник за десять человек сработает… Сыскав таких людей из здешних мужиков, по нескольку человек, для обучения, послали Мы отсель в Наши хлебородные города с такими косами и граблями, с нарочными посланными офицерами, и писали к Губернаторам и Воеводам, чтоб они распорядили сами и послали их в те места, где лучше хлеб родится, и определили их пропитанием и деньгами».

 

Но уборка хлеба косами все же была «кинута». Ни Петр I, ни птенцы его гнезда, заседавшие в Сенате, не учли важнейшей особенности уклада русской жизни. Испокон веков хлеб жали исключительно женщины. И все народные обряды, связанные с жатвой, исполнялись только крестьянками.

«Жать хлеб — это женская работа, а не мужская,— много позже делился своими наблюдениями в сельскохозяйственных заметках тульский помещик И. Р. Цивинский,— при этом мужики считают такое бабье дело для себя постыдным».

Только спустя сто лет после указа Сената, в 1826 году, смоленский помещик Н. И. Абашев в своем имении не без труда, но «с успехом возобновил и привел в исполнение мысль великого Петра I — заменить в России серпы короткими косами для жнитва хлеба»

 

Но беспокоиться о здоровье крепостных жниц помещикам было несвойственно. И пока существовало крепостное право, а труд крестьянок был бесплатным и обязательным, многим землевладельцам уборка хлеба косой не казалась выгоднее уборки серпом.

 

В более северных губерниях серп не вытеснялся косой долго. Причиной тому были не только косность крестьян и помещиков, но и то, что в районах, где хлебов не сеяли, а свободных женских рук было много, при отсутствии каких-либо заработков, крестьянки вынуждены были наниматься в хлебородные места на жнитво за определенное количество зерна с десятины.

 

В 1880-е годы съемка хлеба серпом оплачивалась на 2 рубля дороже с десятины, чем уборка косой, и все же к ней нередко приходилось прибегать — из-за «неверности» косцов. Они, завербовавшись в крупные хозяйства на летние работы и получив задаток деньгами или зерном еще зимой или весной, могли не явиться к уборке урожая. Эта вопиющая необязательность стала характерна почти для всех сельскохозяйственных рабочих — «зазнавшихся хамов», как называли их дворяне.

Как правило, причиной такого поведения крестьян было не столько осознание безнаказанности, сколько появлявшиеся в начале лета слухи о хорошем урожае на юге России и ожидавшейся там высокой плате за труд. Многие отправлялись в южные губернии за длинным рублем даже пешком. А там их подчас ожидали каторжные условия труда

Следующий факт варварского принуждения усиленно работать подмечен мною на днях со стороны хозяев-крестьян к тем измученным продолжительным постом рабочим, которые, в надежде на заработок, прибыли в наш уезд… Хозяин шел с косой позади работника, а работник, шедший впереди, несмотря на усталость (время было поздними сумерками) должен был — волей-неволей — шагать быстро вперед, боясь быть захваченным косой своего сытого хозяина».

Случаи таких ранений были нередки в тех краях. В отчетах земских участковых врачей регулярно встречались описания этих «производственных травм»

 

«По добродушию и непрактичности славянской натуры предполагалось, что машины будут сами производить все работы и вполне заменят собою "зазнавшихся хамов",— писал журналист и писатель А. А. Ярошко.— Финал этой истории произошел гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Через год все хитрые изобретения английской индустрии уже валялись под сараями и у кузниц, в самом жалком, искалеченном виде, а потраченные на них огромные деньги сразу же и плотно легли первым долгом на многочисленные Осиновки и Гавриловки… Никто не хотел догадаться, что машины хороши только в опытных руках и что нельзя дать комбинированную жнею какого-нибудь Мак-Кормика или Андриаса доморощенному кузнецу Вавиле, знакомому только с молотком и буравом».

Например, помещик Смоленской губернии Л. А. Черевин признавался, что в начале 1870-х годов в его имении жатвенная машина Джонстона была безнадежно испорчена на третий день ее эксплуатации.

Махать косой с утра до вечера очень тяжело, но при этом можно не думать. Сноповязалки же требуют постоянного внимания: в зависимости от высоты, густоты, полеглости или стояния хлеба нужно то опускать, то поднимать платформу и мотовило, нужно увеличивать или уменьшать объем снопов, связывать их то ближе к гузу, то ближе к волоти; нужно в сотне мест смазывать сноповязалку, не пропуская должного момента и вместе с тем не теряя на это более, чем следует, времени.

 

О той же проблеме говорил землевладелец А. С. Путилов на заседаниях Раненбургского уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности (Рязанская губерния) в июле 1902 года:

«В город ушли из деревни преимущественно молодые парни, то есть именно тот возраст, который прежде поставлял в имения рабочих, другая часть их ежегодно призывается к исполнению воинской повинности… Но, кроме уменьшения числа желающих наняться в рабочие лиц и возрастания уплачиваемого им вознаграждения, нельзя не заметить и того, что качество сих рабочих далеко не то, что было прежде. Город и фабрика оторвали от земли лучший состав рабочих, наиболее молодых, сильных и работоспособных крестьян. Железные дороги, требующие также огромного контингента служащих и имеющие возможность платить им содержание несравненно высшее, нежели то, что может предложить землевладелец, оторвали из деревни и остальных наиболее способных и дельных рабочих. Поэтому в имениях в качестве годовых и помесячных рабочих остается лишь самый худший элемент — крестьяне, большею частью к работе малоспособные, ленивые, неразвитые и грубые, по этим причинам другого заработка себе не находящие. При таком контингенте рабочих вводить какие-либо улучшения крайне затруднительно, и большинство их работать усовершенствованными орудиями, не ломая и не портя таковых, совершенно не способно».

Это объясняло то, что в начале 1900-х годов, например, в Рязанском уезде только в восьми хозяйствах хлеб убирался жнейками, в остальных — косами и даже серпами.

 

6. Новейшая история (1917—1991 гг.) // Юрий Семёнов

6. Новейшая история (1917—1991 гг.) // Юрий Семёнов //  scepsis.net

 

Придя к власти, большевики первоначально ограничились лишь претворением в жизнь лозунгов буржуазно-демократической революции. Это отчетливо можно видеть на примере декретов II Всероссийского съезда советов. Большевики вначале не ставили своей задачей национализацию даже крупных промышленных предприятий. Они ограничились лишь созданием рабочего контроля. В дальнейшем началась национализация отдельных предприятий. Но она не носила массового характера и проводилась чаще всего под давлением низов. Центральная власть в большинстве случаев просто санкционировала инициативу мест. И только в июне 1918 г. уже в разгар гражданской войны были приняты декреты о национализации крупных предприятий почти всех отраслей промышленности.

Можно дискуссировать о том, существует ли в принципе уровень производительных сил, по достижении которого отпадет объективная необходимость в частной собственности, но бесспорно, что Россия такого уровня к 1917 г. не достигла. С этим были согласны все, не исключая В.И. Ленина. Большевики надеялись, что они сумеют создать материально-техническую базу для социализма. Но даже если считать, что такая задача в принципе была по силам стране, для ее решения требовались десятилетия. А жизнь ждать не могла.

При том уровне производительных сил, который существовал в то время в России, общество могло быть только классовым и никаким другим. Поэтому в стране с неизбежностью начался процесс становления частной собственности и общественных классов. Путь к возрождению в полном объеме капиталистической собственности был надежно заблокирован государством. Поэтому процесс классообразования пошел по иному пути.


...


Победила или же потерпела поражение Октябрьская рабоче-крестьянская революция 1917 г.? Речь, разумеется, идет не о военной победе революции, которая несомненна, а о социальной победе или социальном поражении. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно четко провести различие между объективными задачами революции и субъективными целями ее участников. Люди, поднявшиеся на революцию, обычно осознают стоящие перед ней задачи не в адекватной, а в иллюзорной форме.

Объективной задачей Великой Французской революции было окончательное утверждение в стране капиталистических порядков. Субъективной целью значительной части ее активных деятелей было создание царства свободы, равенства и братства. Поэтому после победы революции наступило всеобщее разочарование.

Вот что писал о революционных иллюзиях Ф. Энгельс: «Предположим, эти люди воображают, что могут захватить власть, - ну, так что же? Пусть только они пробьют брешь, которая разрушит плотину, - поток сам быстро положит конец их иллюзиям. Но если бы случилось так, что эти иллюзии придали бы им большую силу воли, стоит ли на это жаловаться? Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, что сделанная революция совсем непохожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которую избежали немногие исторические деятели».[75]

Объективной задачей Октябрьской рабоче-крестьянской революции было уничтожение паракапитализма и зависимости страны от ортокапиталистического центра. Эта объективная задача революции была осознана ее участниками как борьба за создание в России социалистического общества. Социализм в России не возник. Цель, которую ставили перед собой активные деятели революции, не была достигнута. Если исходить из того, что революция в России действительно по своей объективной задаче была социалистической, то придется признать ее поражение. В стране на смену одному антагонистическому способу производства пришел другой, тоже антагонистический способ производства.

Но в реальности Октябрьская революция 1917 г. была не социалистической, а антипаракапиталистической и антиортокапиталистической.

Выше уже говорилось об огромной экономической зависимости России, связанной прежде всего с ее огромным внешним долгом. За годы первой мировой войны долг этот еще больше возрос. Если на начало 1914 г. «чистый» внешний долг правительства России равнялся 4 300-4 600 млн рублей, а с учетом гарантированных займов - 5 404 млн, то к октябрю 1917 г. он достиг величины в 14 860 млн рублей.[76] Из всей внешней задолженности всех стран мира, составлявшей к началу 1917 г. сумму в 16 385 млн долларов по паритету, на Россию приходилось 5 937 млн долларов (36,2%) .[77]

Такой колоссальный долг Россия никогда бы выплатить не смогла. Она была обречена превратиться из зависимой страны в настоящую полуколонию. От этой участи ее спасла Октябрьская рабоче-крестьянская революция. 21 января (3 февраля) 1918 г. ВЦИК РСФСР принял декрет об аннулировании государственных долгов. «Безусловно и без всяких исключений, - гласил третий пункт этого документа, - аннулируются все внешние займы».[78]

Социорно-освободительный характер Октябрьской революции более чем наглядно проявился в разразившейся гражданской войне. Ведь как бы ни кричали белые генералы о своем патриотизме, но факты остаются фактами: они призвали в страну иностранные войска и воевали против красных в союзе с интервентами: англичанами, французами, американцами, немцами, японцами, чехословаками, итальянцами и т.д. Кое-где, например, на Севере и в Приморье белые режимы держались исключительно на иноземных штыках. Белые правительства получали от иностранных государств огромную помощь оружием, боеприпасами, танками, средствами транспорта, обмундированием и т.п.

Помогали им эти державы далеко не бескорыстно. И в случае победы пришлось бы платить по счету. Пришлось бы выплачивать и прежний колоссальный внешний долг России, и новые долги. И платить пришлось бы не только деньгами, материальными ресурсами и т.п. Белые правительства за помощь в борьбе с красными обещали иностранцам огромные льготы, готовы были передать под контроль Франции, Англии, Японии целые регионы страны. В случае победы белых Россия не только превратилась бы в полуколонию, но и была бы фактически расчленена.

...

Факт, что целью интервентов было расчленение и колонизация России, вынуждены были признать и некоторые поборники белого дела. Вот, например, что писал в «Книге воспоминаний» двоюродный дядя Николая II великий князь Александр Михайлович: «По-видимому, “союзники” собираются превратить Россию в британскую колонию, писал Троцкий в одной из своих прокламаций к Красной Армии. И разве на этот раз он не был прав? Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом, всесильным председателем компании Рояль-Детч-Шел, или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфильда, британское министерство иностранных дел обнаруживало дерзкое намерение нанести России смертельный удар путем раздачи самых цветущих русских областей союзникам и их вассалам. Вершители европейских судеб, по-видимому, восхищались своей собственной изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России. Положение вождей белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали своих босоногих добровольцев к священной борьбе против советов, с другой стороны - на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской Империи, апеллируя к трудящимся всего мира». [81]

Со стороны красных война была не только классовой, но и отечественной. Красные были не только революционерами, но и патриотами. Они боролись за независимость своей родины и против ее расчленения. Белые режимы были одновременно и антинародными, и антинациональными. Поэтому они с неизбежностью рухнули. Большевики победили, ибо за ними шла большая часть народа.

Национальный, патриотический, а не только революционный, характер стоявших перед ними задач осознавали лидеры большевиков. 11 марта 1918 г. в статье «Главная задача наших дней» В.И. Ленин писал: «Мы вынуждены были подписать “Тильзитский мир”. Не надо самообманов. Надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприкрашенной горькой правде...Чем яснее мы поймем это, тем более твердой, закаленной, стальной сделается наша воля к освобождению, наше стремление подняться снова от порабощения к самостоятельности, наша непреклонная решимость добиться во что бы то ни стало того, чтобы Русь перестала быть убогой и бессильной, чтобы она стала в полном смысле могучей и обильной».[82] И далее, отмечая, что «...Россия идет теперь - а она бесспорно идет – от “Тильзитского мира” к национальному подъему, к великой отечественной войне...», В.И. Ленин особо подчеркивал: «Мы оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за “защиту отечества”...».[83]

Октябрьская революция была революцией социорно-освободительной, и в таком качестве она победила. Были уничтожены паракапиталистические отношения. Революция вырвала Россию из международной капиталистической системы, освободила ее от экономической и политической зависимости от Запада.

 

К середине 1850-х среди потомственных дворян России только около 45% считали своим родным языком русский, 28% – польский, остальные представители этого сословия относились к другим этносам (немцы, грузины, армяне и т.д.)

 

Дневник 1918 г. ::: Меньшиков М.О. - Материалы к биографии ::: Меньшиков Михаил Осипович ::: Воспоминания о ГУЛАГе :: База данных :: Авторы и тексты

Меньшиков М.О. - Материалы к биографии ::: Воспоминания прошедших ГУЛАГ :: Программы Сахаровского центра :: Память о бесправии //  www.sakharov-center.ru

 

13.11.918 Итак, мы как нация не имеем права на независимость. Но не пустые ли все это слова? Разве бывают нации зависимые или независимые? Разве бывает общество без власти. А если власть, то не все ли равно — какая она? Где она рождена и на каком языке говорит, думает? Мои предки — псковичи, правильно поступили, подчинившись Довмонту. Хороший князь — хороший инструмент,— его следует выписать издалека, если вблизи его нет под руками. Мы умно поступаем, бросая самодельщину деревенскую в инвентаре, в утвари, одежде. Умно поступаем, подчиняясь и чужой власти — если она лучше нашей. Это не всегда бывает, но часто. Из какой бы стали ни была пружина в часах — уральской или английской или толедской или дамаскской, лишь бы сталь была хороша. Вот причина, почему иноземное завоевание часто возрождает народы. Народу, политически бездарному («не государственному» по учению славянофилов), всего практичнее следить за политическим рынком всего света и выписывать — вместе с наилучшими автомобилями и аэропланами — также наилучшие конституции, законы и... механиков к этим машинам, более сведущих и добросовестных, нежели наши слюнтяи. Независимость! Да где она и прежде-то была у нас? Ведь и прежде сидели над нами чистокровные немцы и делали с нами, что хотели. Худо не то, что это были немцы, а то, что они были плохие правители. Возьмите помещичью заброшенную усадьбу и скот на скотном дворе по колено в навозной жиже, истощенный, заеденный паразитами. Целые десятилетия скот — иногда племенной, породистый — хиреет и напрасно ждет своего Мессию. И вдруг является новый управляющий — латыш или немец. Ровно через неделю после его прибытия скот стоит на сухой подстилке, вычесанный скребками, вымытый маслом, повеселевший. Ест положенную выдачу. Пьет теплое пойло. Сразу наступает царство Божие. Коровы удваивают дачу молока — и не жалеют его, иные утраивают, учетверяют. Скажите, какая обида скоту, что Гайавата его зовется Карлом Ивановичем, а не Митюхой? Нельзя же нацию приравнять к скоту, скажете вы. Можно, отвечу я. Ее можно приравнять к огороду, к полю, к лесу. Ко всему органическому и даже неорганическому, например, к текущей реке, к химическому котлу, где идут реакции. Русский народ — запущенная загаженная река. Придет американец или француз, подымет разрушенную плотину, углубит, где нужно, спустит грязь и ил — глядишь, река — красавица. Или бродильный чан под наблюдением Митюхи: туда валится всякий сор, насекомые, мыши, за брожением никто не следит, процессы идут не те: сахар скисает в уксусе. Приходит культурный хозяин и исправляет нагаженное варваром. Вот почему нашествие немцев не возбуждает во мне отчаяния и даже простой народ ждет его с хорошими надеждами. О, что касается страданий, их будет немало впереди. Нас начнут чистить суровою рукою — You, dirty boy!* Как изображено на рекламе английского мыла, где старушка мочалкой моет грязного мальчишку, а тот ревет благим матом. Ничего, пореви, голубчик! Придется, м. б., пережить не только скребок, мочалку, гребень, но и хирургический ланцет, и едкие мази