Скандальное увольнение Тимура Олевского с телеканала «Настоящее Время»* (подразделение «Радио Свобода»**) вызвало целую волну обсуждений корпоративных этических норм в СМИ. Олевский далеко не первый российский журналист, не прижившийся в пражском холдинге. RT поговорил с Александром Орловым, бывшим шеф-редактором центральноазиатской новостной программы на «Радио Свобода». Он рассказал о корпоративной культуре в холдинге, цензуре и «журналистских стандартах корпорации», а также о своём увольнении «за путинизм».
// russian.rt.com
— Проблемы начались вместе с широкомасштабной войной в Сирии: военная цензура, темники какие-то — как в Москве. Буквально — Океания и Остазия в каждом выпуске меняются местами.
В сентябре, кажется, 2016 года, меня неожиданно вызвали с претензией: я где-то в выпуске назвал членов «Аль-Каиды»*** террористами, а террористической группировкой её стало нельзя называть.
Также по теме
© Алексей Витвицкий
Редактор сайта московского бюро «Радио Свобода» о читателях: это так называемая демшиза
Редактор сайта московского бюро «Радио Свобода»* Елена (имя изменено по просьбе героя публикации) рассказала о читателях и о работе в...
Я спрашиваю: «Как же ваши башни-близнецы?» «Они были 15 лет назад, — отвечают, — а сейчас всё поменялось. Так что вы обязаны следовать рекомендациям, которые из центрального офиса присылают».
И началось... «Зачем ты сказал «террористы»? — «Чтобы обозначить, с кем война идёт...»
Нельзя было ничего говорить: ни «мусульмане», ни «шииты», ни «сунниты», ни «езиды», ни «христиане» — ничего. Нет «Аль-Каиды», нет ИГИЛ**** — только повстанцы. Все — повстанцы. И всех их беспощадно убивают ужасные русские бомбы — химические в основном. Объясняешь, что повстанцы — это в современном русском языке более чем позитивное определение. Нет. Шиитов, справедливости ради, иногда можно (и даже нужно) было называть террористами.
Это конкретные указания из центра, которые визировались местным президентом в Праге. В 2015 году я застал внутрипражскую полемику по поводу Донбасса. Украинская редакция настаивала только на «террористах» или «оккупантах», а в русских редакциях всё же хотели как-то мягче: «сепаратисты» или даже ласково — «пророссийские боевики». В конце концов и в центре, и пражский менеджмент согласились на «боевиков». На донбасских же «повстанцев» не согласились, ибо слишком положительная коннотация на русском.
Был сюжет с Украины. К сюжету из детского лагеря батальона «Азов», где дети с руной «волчий крюк» на курточках занимаются военно-полевыми играми, я сделал анонс с заголовком «От сердца к солнцу. Под Киевом открыли нацистский пионерский лагерь». Им были недовольны все, а в украинской редакции тогда потребовали меня уволить.
«Ты неправ, ты неправ, — говорил мне тогда коллега Майкл, вице-президент, кстати, RL. — Немного такого «национал-социализма» всё-таки нужно Украине, иначе им не победить. С нашей стороны главное — держать это под контролем и не позволять врагам называть их фашистами. Они патриоты, пусть даже ультрапатриоты, но ни в коем случае не нацисты, как ты их назвал тут».
То есть тезис простой: это не нацисты, это патриоты. Если мы говорим, что это фашисты, мы льём воду на мельницу российской пропаганды.
Доходило до безумных мелочей. Я пишу подводку к сюжету, там такая общередакционная программа Octopus... Прибегают: «Что у тебя в эфире?» Оказывается, в черновике что-то слишком вольное себе позволил: написал, пошутил, потом удалил. Но даже за черновиками к подводкам следят и нервничают.
Почему сотрудники терпят? После очередного какого-то скандала — его свидетелями стали мы с коллегой, имя которого тогда было на слуху, — вышли с ним выкурить по сигарете и он сказал: «Ты прав, это цензура в чистом виде. Но, если понадобится, я готов три раза в день делать минет Кенану, лишь бы не оказаться на 40 тыс. зарплаты».
«Почти все пишут друг на друга»
—Уволили тебя за что?
— Из-за города Ракка. Мы были вынуждены делать всё время репортажи из Сирии — для Средней Азии тема важная. И вот (когда американцы окружили Ракку и по 150 самолётов каждый день делали вылеты, а 450 стволов тяжёлой артиллерии вели обстрел) чем больше росла интенсивность налётов, тем меньше требовали про Ракку говорить.
Изменения приходили из центрального офиса каждый день, и мы не всегда успевали читать. Было просто некогда — мы должны были каждый день собрать 24-минутную программу. Для меня это был ад — большая нагрузка.
Вызывают. «У тебя ложь: ты написал, что это столица самопровозглашённого халифата». — «А как надо было написать? Там 150 тыс. человек». — «Мы говорим «командный пункт Ракка» — и не говорим про бомбёжки». Вот именно: не «город», не «столица» — «командный пункт Ракка». И никаких подробностей: просто «сложная обстановка вокруг Ракки».
Я психанул и сказал, что в интернет выложу эти указания. Ничего в результате не выложил, но фраза про интернет стала последней.
Не могу не отметить, что к тому моменту это была самая просматриваемая передача в пражском холдинге.
— А увольняют как — пускать на работу перестают?
—Там целая унизительная процедура, ритуал. Когда тебе сначала выразили недоверие и отстранили от работы, а потом звонят, говорят: «Приезжай». Встречает HR или служба охраны и, может быть, вице-президент. Тебя подводят к компьютеру, стирают твою почту, вышвыривают вещи в ящик (в то время как остальные должны стоять и смотреть), тебя ведёт охранник и глава HR-службы. Подводят к воротам, уничтожают пропуск и выставляют коробку.
Конфликты с менеджментом, как выяснилось, просто подшиваются к истории лояльности. Когда меня увольняли, мне показали пачку сообщений от других сотрудников на тему лояльности — такие сообщения пишут многие сотрудники. Я всегда отказывался: у нас в стране так не принято.
«Это означает, что у русских людей криминальное сознание», — говорила мне Дейзи Синделар, она потом стала и. о. президента RL.
На самом деле, почти все пишут друг на друга. И когда тебя берут за жабры по тому или иному поводу, на тебя уже есть куча г**на, причём от людей, которые сидят с тобой за тем же столом.
Они до сих пор распространяют информацию: коллеги пересказывают, что уволили меня «за путинизм».