Вопрос признание ошибок КПСС, КПРФ перед русским народом

Дом правительства. Сага о русской революции

Юрий Слезкин рассказывает историю Советского союза через историю одного из самых известных, показательных и трагических его символов. Дом правительства, он же Первый Дом Советов, он же легендарный Дом на набережной. Здесь жила элита СССР. Ученые и... //  www.labirint.ru

 

"Я не считаю большевистское сектантство метафорой." Юрий Слезкин о своей книге "Дом правительства"

Накануне выхода книги в Москве Максим Трудолюбов поговорил с автором "Дома правительства". //  www.corpus.ru

 

— Начиная читать, я как раз и думал, что книга будет про дом и его жильцов. Но оказалось, что героев повествования связывает что-то помимо места жительства. Главная метафора книги (или это не метафора?) — секта. Как вы вышли на идею секты?

— Я не задавался целью писать о секте. Когда я взялся за книжку, я ничего не знал о сектах. Идея пришла мне в голову в процессе чтения писем, манифестов, дневников и других документов. Меня поразило количество упоминаний слова "вера", поразило, как эти люди мыслят и на что надеются. Поразило сходство того, что они говорили, с тем, что я помнил из литературы на другие темы. И я стал читать о милленаризме, апокалиптизме и других подобных явлениях. Вначале я собирался "построить" Дом правительства, "заселить" его, посмотреть на то, как люди там живут, и стать свидетелем их ареста и казни. А закончилось дело книжкой, гораздо большей по размеру и во всех отношениях большего масштаба.

Я не считаю большевистское сектантство метафорой. Я не сравниваю большевиков с религиозными сектантами. Я не употребляю слово "религия", потому что оно только затемняет ситуацию. Я утверждаю, что они — сектанты без кавычек.

— Сектанты какого рода?

— Апокалиптический милленаризм — это вера в то, что мир несправедливости и угнетения кончится в результате катастрофического насилия при жизни нынешнего (или, самое позднее, следующего) поколения. Некоторые такие движения называют религиозными, некоторые не называют — это зависит от того, какое определение религии вы используете. Но для меня это не имеет значения. Когда я, читая документы, понял, что большевики — каким определением ни пользуйся — апокалиптические милленаристы, я стал смотреть на них в сравнении с другими такими же движениями. Карго-культы, раннее христианство, ранний ислам, мюнстерские анабаптисты, красные кхмеры, Тайпинское восстание (самое масштабное и разрушительное движение этого рода (религиозно-политическое движение в Китае в 1850—1864 годах. — Ред.)) — все это милленаристские движения. Сравнения по числу участников и жертв не так интересны. Важна суть дела.

Сами большевики не считали свою партию партией в том смысле, в каком ее определяют политики и социологи. Это не ассоциация, деятельность которой направлена на завоевание власти в рамках существующей политической системы. Это организация, деятельность которой направлена на свержение существующей политической системы в контексте крушения всего старого мира — мира несправедливости и неразрешимых противоречий. Ленин называл ее "партией нового типа", но мог бы назвать сектой обычного типа.

— Они не останавливаются перед жестокостью, но они постоянно переживают и плачут. Смерть Ленина вызывает потоки слез, убийство Кирова вводит в ступор. Почему? Они такие невероятно эмоциональные?

— Я думаю, что это связано с их убеждениями, с пророчеством, в которое они верили, с интенсивностью ожидания, с жертвенностью, которая изначально была частью большевизма. Кроме того, важно не забывать, что в начале книги речь идет об очень молодых людях. Это эмоциональные, трепетные юноши и девушки, проникнутые лихорадочными апокалиптическими настроениями. Они жили на конспиративных квартирах, в тюрьмах, в ссылке. В их мироощущении сочетались тоска, обреченность и страстная надежда на приход "настоящего дня". И произошла невероятно редкая в истории таких движений вещь — их апокалипсис случился. Настоящий день пришел. По крайней мере, начался у них на глазах. Все как предсказал когда-то другой милленарист: "Предаст же брат брата на смерть, и отец — детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их" (Мк. 13:12).

Переписка эпохи Гражданской войны поражает невероятной интенсивностью переживания. Экстремальный опыт — экстремальные эмоции. Всех милленаристов рано или поздно постигает то, что в американской истории известно как "великое разочарование": время идет, а пророчество не сбывается. Большевики переживали его особенно болезненно, потому что они уже победили в "битве при Армагеддоне". Только победили, а тут сдача позиций на Х съезде, смерть харизматического лидера и суета в "домах Советов", в скорлупе старого мира. Период НЭПа — это их великое разочарование. Это очевидно, если читать партийную литературу 1920-х годов или просто смотреть на то, как эти люди жили, как плакали, как лечились в санаториях.