Итоги коллективизации к лету 1933

6 января 1930 года было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству»445. Постановление содержало принципиально важный момент: оно указывало, что нельзя «сдерживать развитие коллективного движения из-за недостатка тракторов и сложных машин». Таким обра-зом, разрывалась имевшаяся в пятилетнем плане связь между темпами механизации и коллективизации. Утверждалось, что коллективизацию можно производить при существующей технической базе – и поэтому ее можно ускорить. Утверждалось, что «коллективизация таких важней-ших зерновых районов, как Нижняя Волга, Средняя Волга и Северный Кавказ, может быть в основном закончена осенью 1930 г. или, во всяком случае, весной 1931 г.».

 

Одновременно с созданием колхозов происходило «раскулачивание». Руководители ВКП(б) понимали опасность новой крестьянской войны, поэтому, как в 1919-1921 годах, они стремились разделить крестьян и обратить бедноту против кулаков450. Зажиточные крестьяне, ку-лаки, составляли ядро недовольных советской властью, поэтому по ним было решено нанести превентивный удар: намечалось выслать в отдаленные края примерно 200 тыс. кулацких семей (порядка 0,8% крестьянского населения). При всей жестокости и несправедливости эта военно-полицейская операция позволила избежать крупномасштабной гражданской войны. В ЦЧО, где предполагалось более активное сопротивление, чем в других местах, было «раскулачено» 3,6% крестьянских хозяйств –значительно больше «нормы»; имущество кулаков досталось новообразованным колхозам451. «Раскулачивание проходило при активном участии бедноты, а в ряде районов – и середняка, – докладывал в ЦК секретарь Центрально-Черноземного обкома И. М. Варейкис. – Бедняки большими группами ходят вместе с комиссией по кулацким дворам, отбирают имущество. По ночам по своей инициативе сторожат на дорогах… с целью задерживать убегающих кулаков, на общих собраниях выносят решения, требуя немедленно выселить из области особо злостных кулаков…»452 Но при этом, отмечает Варейкис, раскулачиваются некоторые середняки. «Имеют место и такого рода факты, когда отбирают у кулаков все, вплоть до детского белья. В отдельных местах наблюдаются моменты дележки ―по душам‖ забранного у кулаков имущества…»453

 

Создание колхоза и «раскулачивание» часто сопровождалось закрытием церквей и конфискацией (или разграблением) церковных ценностей. До сих пор остается неясным, предпринимались ли такие действия по указаниям сверху или – как считает Ш. Фицпатрик – они были результатом местной инициативы454. Активисты обычно обращались со священниками, как с кулаками, многие из них были «раскулачены» и высланы. Молодежь воспринимала происходящее с энтузиазмом. В шахтерской Горловке на площади было сожжено четыре тысячи икон, а вокруг костров веселилась и плясала толпа в 15-18 тыс. человек455. Но для большой части населения разорение церквей было духовной трагедией. По данным переписи 1937 года спустя семь лет после разрушения церквей 57% граждан СССР еще верили в Бога456.
Закрытие церквей, гонения на священников, расставание со своим наделом, со своей лошадью и коровой – все это являлось сильнейшим ударом по менталитету крестьян. Многие крестьяне забивали свой скот, чтобы не отдавать его в колхоз; к 1 февраля в ЦЧО была забита половина коров и две трети овец457. Численность лошадей по всей стране уменьшилась с 24,2 млн. летом 1928 года до 20,9 млн. летом 1930 года, численность коров с 30,7 до 26,7 млн.458 Конечно, крестьянам обещали безбедную жизнь в колхозах, обещали кредиты и трактора, но многие не верили в эти обещания. В деревне произошел раскол. «Беднота в основ-ном поддерживает лозунги партии, активно участвует в колхозном движении и настроена резко против кулака, – докладывал И. М. Варейкис. – Во многих деревнях беднота встречала кольями агитирующих против коллективизации кулаков»459. Но отношение середняков было иным. «Большинство середняков, – отмечалось в сводке чекистов Рязанской губернии, – отрицательно смотрят на колхозы под влиянием кулаков, как на барщину»460.

 

Волнения нарастали, как снежный ком, в марте их число превысило 6 тысяч, а число участников достигло 1,4 млн. человек. Эпицентрами волнений были Украина, Северный Кавказ и Центрально-Черноземная область463. И. М. Варейкис докладывал в ЦК, что только с декабря 1929 по 14 февраля 1930 года в области произошло 38 крупных крестьянских выступлений, в которых приняли участие более 25 тыс. человек. «В отдельных местах, — сообщал Варейкис, — толпы выступавших достигали двух и более тысяч человек... Масса вооружалась вилами, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями»464.

 

2 марта 1930 года была опубликована известная статья «Головокружение от успехов», в которой Сталин обвинил местных руководите-лей в излишней поспешности и «перегибах». В статье говорилось о том, что «нельзя насаждать колхозы силой», что вовсе не обязательно превращать колхоз в коммуну и обобществлять весь скот. 14 марта было принято постановление ЦК ВКП(б), запрещавшее закрывать церкви в административном порядке467. Спешно, «за 24 часа», был разработан и принят «Примерный устав сельскохозяйственной артели», который гарантировал колхозникам право иметь одну корову и мелкий скот468. Насилие над крестьянами прекратилось, третья часть раскулаченных в ЦЧО была реабилитирована и получила назад свое имущество469. Начался массовый выход из колхозов; к 20 июля в колхозах ЦЧО осталось только 15% крестьян, а в уральских колхозах – 25%470. Это показывает, что коллективизацию поддерживала сравнительно небольшая часть крестьян, что сторонников традиционного ведения хозяйства было гораздо больше.

 

Тем не менее, урожай 1930 года был больше, чем рекордный урожай 1913 года; на какое-то время он решил все проблемы. В 1930/31 хозяйственном году было заготовлено 228 млн. ц зерна – вдвое больше, чем в кризисном 1928/29 году. Это позволило обеспечить снабжение промышленных городов и даже направить часть зерна на экспорт. В 1928/29 году экспорта практически не было, в 1929/30 было экспортировано 13,3 млн. ц зерна, а в 1930/31 году – 58,3 млн. ц474. Для сравнения можно отметить, что в 1913 году экспорт хлеба составил 126,1 млн. ц, а доля хлеба во всем экспорте равнялось 45%475. В 1930-1931 годах, когда вывоз хлеба был наибольшим, он принес 365 млн. руб., что составляло лишь 22% от стоимости всего экспорта476.

 

В ЦЧО по трудодням на потребление колхозников и на фураж для оставшегося у них домашнего скота было выдано 28,4% сбора, в то время как до коллективизации, в 1929/30 году, на личное потребление шло 33,6% от сбора и еще 19,3% приходилось на фураж482. Таким образом, доля зерна, потреблявшегося в хозяйстве крестьян, уменьшилась почти вдвое.

 

1 апреля 1931 года в целом по стране было объединено в колхозы 42% крестьянских хозяйств, к началу июня – 53% (в ЦЧО – 55%, на Урале – 60%). К 20 ноября процент коллективизации достиг 62% (в ЦЧО – 70%)488.
Однако при вступлении в колхозы крестьяне продолжали забивать или продавать скот – хотя это запрещалось «Примерным уставом». Количество рабочих лошадей за 1930/31 хозяйственный год уменьшилось c 20,9 млн. до 19,5 млн. голов, а коров – с 26,7 млн. до 24,4 млн. голов489.

 

Планы ЦК в значительной степени основывались на ожиданиях роста урожаев в совхозном секторе. К этому времени был в основном реализован амбициозный план создания «агрофабрик» американского образца. Было создано 228 зерновых совхозов; на каждый совхоз приходилось в среднем 56 тыс. га земельных угодий и 100 тракторов494. В 1930 году намолот с гектара составил 6,7 центнера, что было в пределах проектных показателей. Но 1931 год принес неожиданное и катастрофическое падение сборов – до 3,4 ц/га495. Специальная комиссия выяснила, что недостатки организации, о которых в свое время предупреждал Уилсон, приняли вопиющий характер: зерно расходовалось по совершенно незаконным нормам, урожаи занижались, должный учет отсутствовал496. Уход за техникой был небрежным, запчастей не хватало и в результате во время уборки простаивала почти половина тракторов497. Но главная причины падения сборов заключалось в грубом нарушении агротехники. Добиваясь увеличения размеров посева, руководители «Трактороцентра» отказались от паров и сеяли пшеницу по пшенице, уменьшив к тому же глубину вспашки. Озимь сеяли по мелко вспаханной стерне, а яровые – по весновспашке.

 

Столкнувшись с кризисом совхозного сектора, власти пытались увеличить заготовки в колхозах. Запланированные на 1931/32 год нормы изъятия хлеба были дифференцированными для разных регионов: в потребительской полосе, где крестьяне и так перебивались с трудом, они были небольшими (например, в Западной области – 0,46 ц/га). Но в про-изводящей полосе, там, где крестьяне жили более зажиточно, изъятие было намного большим: на Северном Кавказе оно составляло для колхозников 2,67 ц/га, а для единоличников даже 3,06 ц/га499. Для этих районов уровень хлебозаготовок намного превосходил норму в 1/3 валового сбора, установленную летом 1930 года. Конечно, это вызывало противодействие крестьян хлебных областей, крестьян Украины, Кубани, Ниж-него Поволжья – отчасти и крестьян Центрального Черноземья. Речь шла не просто о попытке Центра обеспечить индустриализацию, отняв хлеб у крестьян, а о попытке отнять хлеб у зажиточных крестьян южных регионов. Таким образом, голодный Север снова, как в гражданскую войну, шел походом на сытый Юг, чтобы отнять у крестьян хлеб и накормить промышленные города.

 

План в целом не выполнялся, положение со снабжением было тяжелым, и в январе 1932 года пленум ЦК постановил, что районы, выполнившие план заготовок, должны выдвигать «встречный план» и продолжать сдачу хлеба501. Это было одно из самых разрушительных управленческих решений, когда-либо принятых большевиками. В результате этого решения, как свидетельствует Косиор, «в хороших, добросовестных колхозах значительная часть хлеба, предназначенного на личное потребление, была изъята по хлебозаготовкам, а те, кто работал плохо, кто утаивал, отделались выполнением 50-60% плана»502. План заготовок изначально был непосильным, и к тому же часть хлеба была расхищена, но местные руководители, опасаясь за свою судьбу, заставляли крестьян сдавать все, что было – иногда даже семенное зерно503. Государство забрало себе 58% колхозного урожая, а колхозники получили по трудодням лишь 16%, урожая, по 430 кг зерна на семью – вдвое меньше, чем в прошлом году (см. табл. 4.2).

 

Жестокие хлебозаготовки 1931 года разрушили то примирительное отношение крестьян к колхозам, которое создалось после обильного урожая 1930 года. К осени 1932 года колхозы покинуло больше миллио-на хозяйств; начался массовый исход из деревни в город508. За 1931/32 год в город ушло 4,5 млн. крестьян – страна никогда не знала подобных массовых переселений509. Единоличники реагировали на новую прод-разверстку так же, как в 1920 году: они отказывались производить сев озимых хлебов, и спущенный им план был выполнен только на 60%510. Особенно тяжелым было положение в пораженных голодом областях Украины: здесь план сева не выполняли не только единоличники, но и колхозы. Обычно сев заканчивается в конце мая, но в 1932 году к 20 июня план сева яровых на Украине был выполнен лишь на 86%, а в Киевской области – только на 64%511.

 

Председатель СНК Украины Чубарь писал Молотову, что трудовая дисциплина в колхозах совершенно развалилась, что возросли антисоветские настроения, что положение усугубляется чрезвычайным развитием мелких и крупных краж513. Приобретенный крестьянами горький опыт говорил, что в создавшихся условиях не будет голодать лишь тот, что похитит как можно больше зерна и спрячет его в ямы. Каганович сообщал Сталину, что Украина стоит перед опасностью «стихийной, неорганизованной уборки и расхищения хлеба с полей»514.
«Чтобы обеспечить себя на зиму лучше, чем в предыдущем году, начнется массовое хищение хлеба», – предупреждал Чубарь515. Таким образом, кризис 1932-1933 годов был запрограммирован ходом событий – и многие знали о том, что должно случиться.

 

Сталин признавал, что в заготовительную кампанию 1931 года были допущены ошибки. План хлебозаготовок на 1932 год был уменьшен: если в 1931 году план для колхозов и единоличников составлял 224 млн. ц зерна (при фактическом выполнении 194 млн. ц), то в 1932 году – 181 млн. ц. Для Украины план составил 58,3 млн. ц против 71,1 млн. ц в прошлом году (при реальном выполнении 64,7 млн. ц)516. При этом урожай ожидался лучше, чем в прошлом году, и после выполнения заготовок крестьянам разрешили свободную продажу хлеба на рынке. Перво-начальный план экспорта хлеба был сокращен втрое (до 20 млн. ц). Это решение сразу же привело к замедлению темпов индустриализации, и правительство колебалось: через некоторое время план был увеличен, а потом вновь сокращен517. Сталин хотел добиться «крутого перелома» в отношениях с крестьянами и распорядился в три с лишним раза увеличить поставку на село промышленных товаров, оголив для этого городские прилавки. В частности, в деревню предписывалось отправить весь рыночный фонд хлопчатобумажных тканей518. Чтобы угодить крестьянам, правительство восстановило традиционную «христианскую» рабочую неделю с воскресеньем в качестве выходного дня519.
Однако снижение плана хлебозаготовок в сравнении с реальными заготовками 1931 года было не столь значительным, чтобы добиться «крутого перелома». Вдобавок, Сталин приказал добавить к планам районов 4-5% на случай, если какой-то район не справится с заготовками, и, кроме того, нужно было возвращать ссуды по оказанной вес-ной продовольственной помощи. В итоге, получилось, что в некоторых районах план был даже выше, чем в прошлом году, когда все амбары были выметены «в чистую»520. Оглашение новых планов вызвало среди местных руководителей самую настоящую панику. «Доведение планов… вызвало у ряда работников упадочные и панические на-строения», – свидетельствует докладная записка украинского ГПУ521. Записка приводит характерные высказывания местных начальников, одни говорили: «Если принять план, то это будет означать, что мы обрекаем на гибель население», но другие готовились к сопротивлению: «В этом году сперва себя обеспечим хлебом, потом государство. Их дело – давать планы, а наше дело, – не давать хлеба». 446 сельсоветов на Украине отказались принимать эти планы: многие руководители клали на стол партбилеты, а некоторые даже спасались бегством522

 

Такая же ситуация сложилась на Северном Кавказе, где положение осложнялась засухой: в отличие от других регионов урожай здесь был хуже, чем в прошлом году. Местные руководители говорили: «План будем выполнять – оставим колхозников без хлеба, а сами после разбежимся, чтобы не побили нам головы». «Нужно прежде распределить хлеб колхозникам… а остальное отдать государству, иначе у нас будет то, что на Украине»523. На Северном Кавказе проживало много украинцев; весной 1932 года сюда бежали тысячи голодающих крестьян с Украины и здесь были наслышаны об украинском голоде.

 

Паника быстро распространилась на все сельское население. ОГПУ сообщало о том, что на еще не убранных полях стригут колосья, что при уборке оставляют в поле часть урожая, чтобы потом его со-брать, что при обмолоте оставляют в соломе зерно, чтобы потом его присвоить, что зерно прячут в ямах-схронах. Зачастую колхозники просто не выходили на работу или только делали вид, что работают – на Западе это называлось «итальянской забастовкой». В результате хлеб оставался в поле нескошенным или лежал в скирдах524.
Необходимо отметить, что в 1932 году, в отличие от предшествующих лет, колхозниками предписывалось скирдовать хлеб перед обмолотом525. Применявшийся прежде «конвейерный метод» обмолота оборачивался большими потерями, поэтому руководство решило вернуться к традиционному скирдованию. Но эта традиционная технология делала возможным хищение зерна из скирд.
Хищения происходили тайно, ночами, поэтому вышестоящее начальство не знало об их масштабах. Но первые сообщения о ходе хлебозаготовок показали, что в июле на Украине сдано в семь раз меньше хлеба, чем год назад. Сталин считал, что трудности с уборкой являются результатом голода, и нужно помочь пострадавшим колхозам, «скостив» для них 50% плана. В итоге, в середине августа план для Украины был уменьшен до 51,7 млн. ц526. Сталин распорядился как можно быстрее сообщить об этом колхозникам – но было уже поздно.

 

Сталин нанес ответный удар. «Колхозное крестьянство есть союзник рабочего класса… – заявил Сталин на заседании Политбюро 27 ноября 1932 года. – Но это еще не значит, что среди колхозников и колхозов не может быть отдельных отрядов… поддерживающих сабо-таж хлебозаготовок. Было бы глупо, если бы коммунисты… не ответи-ли на удар этих отдельных колхозников и колхозов сокрушительным ударом»528.
Началась «война за хлеб». Постановление украинского ЦК гласи-ло: «Во всех районах немедленно организовать изъятие от отдельных колхозников и единоличников хлеба, разворованного у колхозов и совхозов… особенно имея при этом в виду различного рода рвачей и лодырей, не имеющих трудодней, но имеющих запасы хлеба. При про-ведении этого мероприятия необходимо опереться на колхозников-передовиков… не допуская применения массовых обысков у колхоз-ников и единоличников»529. Несмотря на голод весны 1932 года, в де-ревне еще имелись энтузиасты коллективизации. «Многие… сельские активисты, коммунисты и комсомольцы… искренне верили в необхо-димость насилия над крестьянами, – пишет В. В. Кондрашин. – Они полагали, что только таким образом можно построить новую счастли-вую жизнь – социализм… Работая не покладая рук на полях… они видели, как основная масса односельчан недобросовестно относится к труду, как многие из них воруют зерно…»530 Активисты указывали, где можно найти спрятанное зерно, и работники ОГПУ забирали все, что находили, не оставляя ничего крестьянам. За декабрь и январь на Украине было вскрыто 17 тысяч тайных ям и «черных амбаров», из которых было извлечено 1719 тыс. пудов хлеба531. В среднем на вскрытую яму приходилось около 2 тонн зерна, а на Кубани – 3 тонны, причем встречались ямы с 40 тоннами зерна – очевидно, это были за-пасы, предназначенные для торговли. Как это ни удивительно, до кон-ца 1932 года на рынках продавали похищенный хлеб, например в Но-вороссийске за 10 дней сентября было продано 10 тыс. пудов хлеба532.
Однако то, что было обнаружено в ямах – это была капля в море. Для получения хлеба использовались другие, более эффективные, ме-тоды: из колхозных амбаров изымалось все, вплоть до семенного зер-на, и если план все же не выполнялся, то арестовывали руководство колхоза, а села подвергали блокаде, лишая всех поставок извне.

 

Как бы то ни было, в 1932/33 хозяйственном году на Украине в колхозах и индивидуальных хозяйствах удалось заготовить лишь 36 млн. ц зерна – это было почти вдвое меньше, чем год назад. На Север-ном Кавказе было заготовлено 16 млн. ц – 64% от прошлого года; остальные регионы справились с планом заготовок, но в целом по стране было заготовлено лишь 149 млн. ц зерна, на четверть меньше, чем в прошлом году536. Это сразу же отразилось на снабжении городов: в первом квартале 1933 года поставки хлеба уменьшились на четверть, были сокращены выдачи продуктов не только рабочим, но даже красноармейцам537.

 

В начале марта 1933 года ОГПУ сообщало о тяжелом положении рабочих во многих районах страны: «В связи с урезкой хлебного пайка получающие невысокую зарплату и обремененные большими семьями занимаются нищенством, посылая для этого своих детей… На отдельных предприятиях отмечены случаи, когда рабочие употребляли в пищу падаль… В некоторых случаях рабочие падают от истощения у станков…»538. Ухудшение снабжения рабочих привело к падению производи-тельности труда и к забастовкам539. Экспорт хлеба резко уменьшился, что привело к недопоставкам оборудования на строящиеся объекты. Во многих отраслях наблюдался уже не рост, а падение производства. Индустриализация на какое-то время остановилась540

 

Другая теория, объясняющая причины голода, исходит из того, что «стихийное бедствие» все же было – точнее, имелся целый комплекс бедствий, погубивших урожай 1932 года. Среди факторов, резко снизивших урожайность, называют как чисто стихийные (засуха, проливные дожди, болезни растений), так и обусловленные нежеланием крестьян работать в колхозах: недосев зерна, нарушение севооборота, плохая вспашка и прополка, что вызвало засоренность полей сорняка-ми. Говорится также о нехватке рабочих лошадей: крестьяне не заботились о колхозном имуществе, у колхозов не хватало кормов, и падеж лошадей был очень значительным. Соответственно, недостаток лошадей препятствовал выполнению сельскохозяйственных работ в необходимые сроки, что приводило к потерям зерна546.

 

Но существуют еще и другие данные – данные годовых отчетов колхозов. Эти отчеты составлялись по итогам года, и они содержат информацию об амбарном сборе – то есть о том зерне, которое реально поступило в колхозные или государственные амбары. И эти данные раскрывают неожиданную картину: амбарный урожай 1932 года составлял всего лишь 500 млн. ц, на 38% меньше официальной оценки (699 млн. ц)550. На Украине по данным Наркомзема средняя урожайность составляла 7,4 ц/га, а по данным отчетов – только 5,1 ц/га.

 

Нападениям мышей подвергался также и хлеб, укрытый в амбарах и ямах. Нужно сказать, что обычная в крестьянском хозяйстве «хлебная яма» – это отнюдь не просто яма, вырытая в земле. Для того, чтобы избежать проникновения мышей и влаги, яму нужно было рыть в глинистой почве или обмазывать глиной. Затем в яме разводили костер и прокаливали до тех пор, «покуда прогорит по стенам на четверть и сделается как железная изгора». Яма должна была быть герметичной, если в нее попадал воздух, то хлеб портился. Поэтому зерно в яме хранили до весны, или большее время – но после вскрытия зерно нужно было сразу же извлекать и использовать574. Хлебная яма обычно находилась во дворе, о ее местонахождении все знали, и в ней нельзя было прятать украденный хлеб.

 

Большой голод начался в марте, когда смертность на Украине в четыре раза превысила обычный уровень585. Интенсивность голода в разных регионах определялась размерами потерь в ходе аграрной стачки. Чем больше были потери, тем меньше зерна осталось у колхозов на распределение по трудодням. На Украине средняя выдача на трудоспособного колхозника составила 170 кг зерна, на Северном Кавказе – 190 кг, на Нижней Волге – 240 кг. В Западной Сибири, где стачки практически не было, крестьяне получили по 610 кг, а в сред-нем по СССР – 240-282 кг586. Для нормального питания требовалось не менее 200 кг зерна на душу, и если учесть, что в семье были дети, то средняя выдача в 170 кг означала голод. Эпицентр этого голода был на Юге – там, где аграрная стачка приняла наибольшие масштабы.

 

В 1924 году в СССР крестьяне питались намного лучше: калорийность продуктового набора составляла от 2900 до 3400 ккал в день (за исключением еще не оправившейся от голода 1922 года Самарской губернии). На этом фоне картина потребления в 1933 году представляется подлинной катастрофой: в I полугодии, во время голода на Украине, потребление составляло около 1100 ккал на человека в день или 1540 ккал на взрослого «едока». Известно, что для простого поддержания жизни (без каких-либо затрат на мышечную деятельность) взрослому мужчине требуется 1600 ккал601, а при самой легкой работе – в 1,4 раза больше, то есть 2240 ккал; в этом случае появляется дефицит в 700 ккал. Энергетические запасы организма взрослого мужчины оцениваются в 165 900 ккал; по данным физиологов, можно израсходовать 40-45% этих резервов, прежде чем наступит гибель организма602. Простой расчет показывает, что в условиях украинского голода 1933 года выполняющий легкую работу взрослый мужчина мог прожить только 90-100 дней.
В Средне-Волжском районе и в ЦЧО ситуация была не столь трагической: при среднем потреблении около 1700 ккал на «едока» приходилось 2380 ккал, что было достаточно для выполнения легкой работы. Однако сельские работы во время посевной компании требовали значительно больших энергетических затрат, поэтому большая часть населения в этих регионах страдала от голода или от недоедания.

 

Это, в частности, видно из сравнения калорийности питания в городе и в деревне в 1924-1925 годах (см. табл. 4.7 и табл. 4.8). В 1934 году потребление семей рабочих несколько возросло, но не достигло уровня 1925 года. При этом после кризиса резко изменилась структура питания: потребление мяса уменьшилось в четыре раза, а потребление хлеба увеличилось.
Когда начался сев, для колхозников были организовано питание в поле: кто мог и хотел работать в колхозе, тот и получал пищу. Единоличники не получали помощи, голодали и умирали – все источники говорят о том, что умирали, в первую очередь, крестьяне-единоличники. Это был метод сталинского перевоспитания крестьянства, метод, которым большевики пытались сломить традиционную крестьянскую психологию. Сталин не организовывал голод, но он приказал блокировать села, не выпуская из них голодающих крестьян. Применение таких методов усугубило ситуацию и увеличило число жертв «тихой войны»609.

 

«Сталин не стоял за ценой – добавляет С. В. Кульчицкий. – Речь шла… об изменении силовыми методами социальной природы крестьянства. Чтобы оно избавилось от ―индивидуально-рваческих привычек, навыков и традиций‖, нужны были сильные средства… После Голодомора украинским крестьянам пришлось принять те правила игры, которые привыкшие к хозяйствованию в общине русские крестьяне приняли сразу»614.

 

Несмотря на засуху на Украине и в Поволжье, был собран хороший урожай, по данным хлебофуражного баланса из фондов РГАЭ он составлял 752 млн. ц616. План заготовок зерна из урожая 1933 года составлял 193 млн. ц – то есть был больше, чем в предыдущем году (181 млн. ц.); тем не менее, он был, в основном, выполнен; реально было заготовлено 189 млн. ц против 146 млн. ц в 1932/33 году617.

 

Хороший урожай 1933 года способствовал тому, что крестьяне в своей массе смирились с судьбой, и к 1936 году доля коллективизированных хозяйств составила 91%621. Советская власть пошла на существенные уступки колхозникам. В январе 1933 года было принято постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б), восстановившее максимальную норму сдачи зерна государству (в 1/3 среднего валового сбора); задание на поставку должно было выдаваться не позднее 15 марта; «встречные планы» были запрещены.

 

Наиболее важной уступкой власти было разрешение колхозникам иметь значительное подсобное хозяйство. При рассмотрении Примерного устава сельскохозяйственной артели на Втором всесоюзном съезде колхозников-ударников в феврале 1935 года было решено закрепить за колхозниками право на приусадебные участки размером от 0,25 до 1 га (в зависимости от региона). Полученную в приусадебном хозяйстве продукцию разрешалось продавать на рынке по свободным ценам. В конце второй пятилетки подсобные хозяйства колхозников давали большую часть производства мяса и молока, половину картофеля и овощей623. «Человек есть человек, – признал Сталин. – Он хочет иметь кое-что для себя… Он хочет иметь свою корову. Ничего преступного в этом нет… это надо понять»624.

 

Следует признать, что модернизация сельского хозяйства путем его механизации и создания коллективных хозяйств была единственно возможным решением в ситуации 1930-х годов. Но, как мы видели, на этом пути было сделано много грубых организационных ошибок, по-влекших трагические последствия. Об ошибках такого рода можно сказать словами Телейрана: «Это хуже, чем преступление». Кто-то должен был заплатить за эти ошибки – и поскольку правитель не может наказать самого себя, то он карает плохих советников и неудачливых исполнителей. 6 марта 1933 года в «Правде» появилось сообщение ОГПУ о раскрытии и ликвидации контрреволюционной группы «вредителей». Это были прежние руководители «Трактороцентра», которые ввели «упрощенную агротехнику» и вызвали совхозный кризис в 1931-1932 годах. Суд был скорым, 12 марта 35 видных работников наркоматов были расстреляны.

 

Аграрная модернизация поначалу подразумевала внедрение механизации на конной тяге – внедрение жнеек, молотилок, сноповязалок и плугов. Первый пятилетний план подразумевал увеличение производства сельскохозяйственных машин в три раза, в том числе выпуск 1,6 млн. жнеек и 0,5 млн. молотилок, которые и должны были составить техническую базу первых колхозов. Кроме того, планировалось производство 88 тыс. и импорт 71 тыс. тракторов. Поскольку один трактор заменял примерно 10 лошадей, то 159 тыс. тракторов в сравнении с 24 млн. лошадей – это было очень немного; время тракторов было еще впереди630.
Первым шагом в «тракторизации» сельского хозяйства было строительство Сталинградского завода – это был крупнейший трак-торный завод в Европе. Советские заводы, как и советские «агрофабрики», копировали американские предприятия. Сталинградский трак-торный завод был построен в Чикаго, а затем демонтирован и перевезен на Волгу; он должен был выпускать американские колесные трак-торы «Интернационал-15/30», переименованные в СТЗ-15/30. В апреле 1932 года завод вышел на проектную мощность в 50 тыс. тракторов в год 631.

 

В 1932-1933 годах вступили в строй еще два тракторных завода в Харькове и в Челябинске. К 1935 году производство тракторов достигло 113 тыс. в год, СССР вышел на второе (после США) место в мире по выпуску тракторов. В 1937 году вместо 30-сильных колесных машин на всех заводах стали выпускаться мощные гусеничные тракторы. Количество выпускаемых машин при этом уменьшилось вдвое отчасти вследствие большей трудоемкости новых моделей, отчасти в связи с начавшимся переводом заводов на производство танков.

 

К 1940 году в советском сельском хозяйстве работало 531 тыс. тракторов общей мощностью 17,6 млн. л.с. Это позволило, в основном, механизировать главные сельскохозяйственные операции: трактора выполняли 83% вспашки паров, 62% пахоты под яровые культуры, 56% сева яровых, 46% уборки зерновых632. Остальной объем работ выполнялся преимущественно машинами на конной тяге. При этом в совхозах уровень механизации был намного выше, чем в колхозах: практически все работы выполнялись тракторами и комбайнами633. Имелась также существенная разница в уровне механизации по регионам: на степном Юге этот уровень был значительно выше, чем в других областях. В 1937 году в Краснодарском крае тракторы производи-ли 100% пахоты под яровые, в Челябинской области – 90%, в Свердловской области – 81%, а в Центрально-Черноземном районе – 76%634.
Процесс «тракторизации» протекал отнюдь не гладко. Американские специалисты неоднократно отмечали плохую подготовку советских трактористов и их пренебрежительное отношение к техническому обслуживанию машин635. Руководители Трактороцентра придерживались «теории быстрого износа тракторов»; в соответствии с которой из техники выжимали все возможное в первые годы эксплуатации, а за-тем списывали по причине износа636. В итоге, осенью 1932 года трак-торное хозяйство постиг тяжелый кризис. «Спецсообщение ОГПУ о срыве осенних полевых работ в системе Зернотреста СКК» говорит, что «основной причиной создания прорыва является расстройство тракторного парка. На октябрь месяц в Зерносовхозах края бездействует 1300-1400 тракторов из-за плохого ухода и неумения распорядиться запасными частями. Из работающего парка 30-40% тракторов не используются из-за отсутствия трактористов и перебоев в снабжении горючим»637. По другим данным в совхозах Зернотреста простаивали 45% тракторов; было подготовлено только 80% от необходимого числа трактористов638. Этот кризис был одной из причин репрессий в отношении руководителей Трактороцентра, о которых говорилось вы-ше. Чтобы исправить ситуацию, были произведены серьезные организационные изменения: тракторы стали закрепляться за трактористами, которые вместе с ремонтниками несли личную ответственность за со-стояние машин; было упорядочено снабжение запчастями и горючим. Однако серьезные срывы снабжения случались и позднее, например, в июне 1937 года в Воронежской области половина тракторного парка стояла без горючего639. Но при всем этом тракторы использовались значительно интенсивнее, чем в США, где их более производительной эксплуатации мешали относительно малые (по сравнению с колхоза-ми) размеры фермерских хозяйств640.

 

«Уборка – дело сезонное, и она не любит ждать, – говорил Сталин в 1935 году на совещании передовых комбайнеров. – Убрал вовремя – выиграл, опоздал в уборке – проиграл. Значение комбайна состоит в том, что он помогает убрать урожай вовремя. Это очень большое и серьезное дело, товарищи. Но значение комбайна этим не ограничивается. Его значение состоит еще в том, что он избавляет нас от громадных потерь. Сами знаете, что уборка при помощи лобогрейки дает громадные потери зерна. Сначала скосить, потом собрать в снопы, по-том собрать в скирды, потом свозить урожай к молотилкам – все это потери и потери. Все признают, что при этой системе уборки мы теряем около 20-25% урожая. Великое значение комбайна состоит в том, что он доводит эти потери до незначительного минимума»643.

 

Поначалу внедрение комбайнов не вызывало опасений. В 1930 го-ду закупленные в США комбайны обеспечили уборку хлебов в совхозах Зернотреста, при этом потери урожая составили 5-7%. Но на следующий год наступил «совхозный кризис»: в результате нарушения агротехники поля заросли сорняками, и комбайны не могли работать из-за засорения молотильных аппаратов; там, где уборка все-таки про-изводилась, потери возросли до 16%645. В совхозах были приняты решительные меры по борьбе с сорняками и по введению правильных севооборотов. Кризис был преодолен, и в 1934 году комбайны убрали ¾ совхозного урожая646.

 

В 1936 году количество зерноуборочных комбайнов в СССР воз-росло до 60 тыс., и июньский пленум ЦК ВКП(б) призвал к массовому внедрению комбайновой уборки на колхозных полях648. Но при выполнении этой программы во весь рост встали те же проблемы, что прежде мешали уборке урожая в совхозах: массовое засорение полей сорняками вызывало поломки машин, затягивание сроков уборки и большие потери от осыпания. Условия засухи 1936 года усугубили проблему осыпания, так как мотовило комбайна выбивало зерно из сухих колосьев. Кроме того, комбайны были еще технически несовершенны, и в, частности, имелись проблемы с регулировкой высоты хедера, что при пониженном хлебостое приводило к срезанию колоса. В колхозах степного Юга потери при уборке яровой пшеницы достигли 21-27% урожая649. Этот технологический кризис наложился на засуху и привел к голоду в отдельных районах СССР. Как и 1933 году, следствием кризиса были обвинения во вредительстве и репрессии650

 

Комбайновая уборка, действительно, позволила уменьшить потери: в 1938 году в Воронежской области средний сбор озимой ржи составил 8,4 ц/га, а на полях, убранных комбайнами, – 9,1 ц/га654.
В 1940 году в СССР работало 182 тыс. зерновых комбайнов и они убрали 42% урожая; 4% урожая было убрано другими машинами на тракторной тяге; 34% – конными жнейками и 20% – вручную655. Комбайны применяли, в основном, в черноземной полосе: в Нечерноземье их применение затруднялось повышенной влажностью хлебов. На Се-верном Кавказе «комбайнизация» достигала 60%. В совхозах практически вся уборка осуществлялась комбайнами656. Конечно, технические проблемы были решены далеко не в полной мере. Неудовлетворительное качество ремонта техники вызвало частые поломки машин; в Воронежской области в 1940 году план комбайновой уборки был выполнен только на 76%. Накануне войны обострилась проблема зап-частей, деревенских механизаторов и тракторы отправляли в армию; выработка на трактор и комбайн падала657.