Почему помер СССР?

Экономика застоя: путь в никуда — Журнальный зал

Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2007 Владимир Александрович Мау (р. 1959) — ректор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, автор 20 монографий, книг и учебных пособий и более 400 брошюр и статей.   Владимир Мау   Экономика застоя: путь в никуда   Когда мы говорим о поступательном экономическом развитии в 1970-х годах, следует помнить о том, что в советской экономике существовал так называемый инвестиционно-политический цикл. Суть его заключалась в том, что относительная либерализация экономики (расширение самостоятельности предприятий) приводила к повышению темпов экономического роста, но одновременно дестимулировала инвестиции и подталкивала к политической либерализации. //  Дальше — magazines.gorky.media

 

В любом случае ни одна из проводившихся или обсуждавшихся реформ не предполагала изменения формы собственности. Это, кстати, был удивительный ментальный феномен, характерный для сознания наших экономистов (я помню это по себе). Тогда казалось, что либерализация экономических отношений без затрагивания вопроса собственности может дать существенный эффект. Сейчас этого понять совершенно невозможно.


Отчасти такое представление было связано с тем, что за покушение на советскую собственность можно было лишиться работы, да и не только. Экономист, который занимался прикладной работой, это понимал и поэтому, как правило, оставлял все вопросы, связанные с собственностью, теоретикам, которые произносили об этом стандартный набор бессмыслиц. Во всем этом была, как показала практика, одна осмысленная вещь. Нам говорили: если тронуть собственность, то режим рухнет. Они были правы: так и произошло.

Экономисты же, занимавшиеся прикладными вопросами (совершенствованием хозяйственного механизма, как было принято тогда говорить), полагали, что если изменить систему планирования, оценки и стимулирования предприятий, то экономика будет развиваться быстрее, темпы роста повысятся — и все это без вмешательства в отношения собственности.

Это была иллюзия, что очень ясно продемонстрировал опыт 1987-1989-х годов, когда вопрос собственности был затронут всерьез. Выяснилось, что при расширении прав предприятий (трудовых коллективов) без введения частной собственности инвестиции начинают стремительно падать. Как только трудовой коллектив получает право принятия решений, он совершенно утрачивает заинтересованность в развитии той собственности, над которой у него появился хотя бы частичный контроль. У работников не было долгосрочной мотивации, у них не было ни акций, которые гипотетически могли бы расти в цене, ни реального права собственности. Мотивация коллектива во главе с директором была предельно короткой — получить в свой карман как можно больше и как можно быстрее. Соответственно, начался безумный рост зарплат без какого-либо расширения производства. Кооперативы просто стали частью этой системы. По сути, они ничего не производили, а создавались вокруг предприятий лишь для покупки товаров по госцене и перепродажи по равновесной цене спроса и предложения.


Что касается инерционности советской экономики, то таковой она была только до нефтяного бума. Дальше произошел структурный слом. Если бы не нефтяной бум, советская экономика могла бы существовать еще очень долго. Загнивая, но долго, поскольку минимально зависела от внешних рынков. Нарастала бы только продовольственная проблема. Нефтяной бум, по сути, сломал советскую экономику.

В краткосрочном периоде Советскому Союзу повезло, потому как скачок цен на нефть совпал с вводом в строй Самотлорского месторождения. Мы одновременно получили и самые высокие цены на нефть на мировом рынке, и самую дешевую по себестоимости нефть, которая когда-либо у нас была.

Но, получив этот огромный ресурс, советское руководство потеряло интерес к росту производительности труда и развитию внутреннего производства. За 1970-е годы структура экономики существенно изменилась, она стала абсолютно зависимой от нефтяных доходов, с одной стороны, и поставок продовольствия, ширпотреба и машиностроения из развитых стран, с другой. Да, уже после 1963 года были закупки продовольствия за рубежом, но минимальные. Одно дело закупить 2-3 миллиона тонн зерна год — и то испытывая чувство стыда, а другое дело, как в 1984-м, завезти 42 миллиона тонн и считать, что это нормально.

 

С приходом к идее о положительных издержках перевернулось представление о самых различных областях в этом мире. Экономика вакуума стала экономикой всего. Она позволила по-другому понимать историю. Для начала перевернулось представление о собственности. Потом стали создаваться теоретические ответвления, которые объясняют суды, полицию, армию, исторический процесс, различия в развитии стран, тупики в развитии стран и так далее.

Открытие трансакционных издержек показало, что значительная часть объектов в этом мире находится в свободном доступе – в так называемом режиме несобственности. Взять, например, лавку в городском саду. У лавки есть собственник, который установил режим пользования, но в какой-то момент на лавке появляется надпись: «Люди, я любил вас». То есть собственник не в состоянии поддержать режим пользования, и лавка оказывается вне собственности. Или, например, формально все признают, что у компании «Майкрософт» есть права на программу, но также все понимают, что бывают нелицензионные программы. Эти нелицензионные программы – по существу, объекты, вышедшие из реального контроля собственника. И оказывается, что с изменением техники и правовых условий то большее, то меньшее число объектов оказывается вне какой-либо собственности – частной, государственной или коммунальной. При этом каждый режим собственности необходим: без этого не будут воспроизводиться скамейки и программы.

Историю собственности в России за последние двадцать лет можно передать метафорой Кирилла Рогова. В 1990-е все несут мешки из амбаров – приватизация. Несут, но по дороге отсыпают. В нулевые все несут мешки обратно в амбары, но по дороге также отсыпают. В процессе такого перетекания собственности вопрос не в том, куда несут. Вопрос – сколько отсыпают, то есть много ли оказывается вне какого-либо режима собственности, чтобы стать объектом произвольного присвоения.

Теорема Коуза в применении к собственности имеет глубокий философский смысл. Получается, что если сила трения существует, то совершенство невозможно. Любой проект – будь он либеральный, то есть построенный на частной собственности, консервативный, основанный на роли государства, или социалистический, основанный на коммунальной собственности, – обречен рассыпаться, столкнувшись с положительными трансакционными издержками.

...

Однако, хоть совершенства в мире нет, есть разнообразие, возможность выбора и перехода из одной системы в другую. Если у вас в шкафу висят шуба, смокинг, джинсовый костюм и купальник и вам нужно выбрать, что лучше надеть, вы не можете сказать, что какой-то из вариантов абсолютно верный, не учитывая нюансов.

Так и с режимами собственности, включая свободный доступ: хорошо, что есть выбор. У каждого режима свои достоинства и недостатки. Частная собственность – самая дорогая. Она требует четкой инвентаризации, отлаженной работы судебной системы и исполнения судебных решений. Государственная собственность прекрасно обеспечивает мобилизацию источников, переступая через всякого рода ограничения в виде договоренностей. Но есть у нее и недостаток: отсутствие собственника. А это требует всякого рода контрольно-надзорных служб, внутренних инспекций, чтобы бороться с расхищением. В результате мы недополучаем того эффекта, которого ждали от огосударствления или приватизации. Происходит это оттого, что трансакционные издержки положительны, то есть благодаря той самой силе трения. Чтобы ее снизить, выстраиваются институты.

Если же институты недостроены, реализуется коммунальная собственность. Ее недостаток описывается понятием «трагедия общин»: если не уметь использовать ресурс, то выгоду от его использования присваивает каждый лично, а издержки несет все общество. В результате это приводит к переиспользованию. Так, яблоки в саду МГУ никогда не вызревают, потому что все яблоки срывают зелеными, а тот, кто ждет, пока они созреют, не получает ничего. До недавнего времени было непонятно, как с таким недостатком коммунальная собственность вообще еще существует. За ответ на этот вопрос получила Нобелевскую премию Элинор Остром. Она объяснила, что «трагедии общин» можно избежать, если есть четкие границы группы и плотная социальная связь.

 

в конце XIX века Россия оказалась в зависимости от западной мировой капиталистической системы и в России, соответственно, утвердился периферийный капитализм. Тем самым была раскрыта сущность Октябрьской революции 1917 года. Её объективная задача состояла не в утверждении социализма, а в освобождении России от зависимости от Запада и тем самым в ликвидации периферийного капитализма. Она была не социалистической, а социорно-освободительной и тем самым антикапиталистической.