Столетие Великого Октября!

«Путин эффективнее Керенского»: есть ли будущее у русского коммунизма

Сто лет назад, говоря словами Салтыкова-Щедрина, «история прекратила течение свое». История, уточним, досоветской России: в юридическом смысле эта Атлантида исчезла полностью и безвозвратно. Нравится это кому-то или нет, но государство, в котором мы сегодня живем, появилось на свет 7 ноября 1917 года по новому стилю: II съезд Советов провозгласил в этот день создание Российской Советской Республики. Через несколько месяцев она стала называться РСФСР, а еще спустя 75 лет — Российской Федерацией. Но то, что все мы вышли из ленинского драпового пальтеца и сталинской шинели, не снимает многочисленных нелицеприятных вопросов к отцам-основателям РФ и их идейно-политическим наследникам. Обозреватель «МК» решил призвать к ответу Сергея Обухова — члена президиума, секретаря ЦК КПРФ, заместителя директора Центра исследований политической культуры России. //  www.mk.ru

 

Сто лет назад, говоря словами Салтыкова-Щедрина, «история прекратила течение свое». История, уточним, досоветской России: в юридическом смысле эта Атлантида исчезла полностью и безвозвратно. Нравится это кому-то или нет, но государство, в котором мы сегодня живем, появилось на свет 7 ноября 1917 года по новому стилю: II съезд Советов провозгласил в этот день создание Российской Советской Республики. Через несколько месяцев она стала называться РСФСР, а еще спустя 75 лет — Российской Федерацией. Но то, что все мы вышли из ленинского драпового пальтеца и сталинской шинели, не снимает многочисленных нелицеприятных вопросов к отцам-основателям РФ и их идейно-политическим наследникам. Обозреватель «МК» решил призвать к ответу Сергея Обухова — члена президиума, секретаря ЦК КПРФ, заместителя директора Центра исследований политической культуры России.

— Сергей Павлович, согласно уставу КПРФ, она является продолжательницей дела и идейной преемницей КПСС. На официальном сайте партии первым ее лидером назван Владимир Ленин. Но такой статус предполагает определенную ответственность за совершенное предшественниками. Если не юридическую, то как минимум историческую. Согласны?

— Естественно. Правда, мы говорим о том, что в КПСС на самом деле было две партии. КПРФ не приемлет, например, Хрущева, не приемлет Горбачева...

— Какие-то, извините, двойные стандарты у вас получаются. Если уж вы преемники, то, по идее, надо отвечать за все, что было в истории партии.

— Отнюдь. КПРФ — преемница КПСС Ленина, Сталина, Жукова, Королева, Гагарина. А нынешние власть предержащие — наследники партии Троцкого, Хрущева и Горбачева. И ответственность в любом случае несет не только КПСС.

...

Не могу не вспомнить забавный случай, связанный с открытием мемориальной доски Леониду Ильичу Брежневу на доме, где он жил, на Кутузовском проспекте. Приходит Рашкин, первый секретарь московского городского комитета КПРФ, а ему не дают выступить — речь толкает Хинштейн из «Единой России». Или другой случай: «Молодая гвардия «Единой России» не пускает наших комсомольцев на церемонию, связанную с празднованием Дня космонавтики. То есть идет довольно жесткая конкуренция за советское наследие. Мы в КПРФ, в свою очередь, называем «Единую Россию» худшей частью КПСС. Подразумевая, что мы — лучшая часть...

 

Председатель Госдумы Вячеслав Володин, выступая на недавнем Фестивале молодежи и студентов, сказал, что не нужно обсуждать Октябрьскую революцию. Революция, мол, — это кровь, слезы и путь в никуда. Давайте, говорит, противореча сам себе, обсуждать великие достижения советского проекта. Если бы не было крови и слез, то не было бы и великих достижений. Я бы сравнил Россию столетней давности с тяжело больным человеком. Страна была покалечена трехлетней войной, бездарным неэффективным управлением, Февральской революцией. По сути, начался распад государства. И вот больному сделали операцию — очень сложную, болезненную.

 

— Есть ли все-таки что-то в ленинском идейно-политическом наследии, что нынешние коммунисты не принимают и не разделяют?

— Ленинское идейно-политическое наследие настолько велико, обширно и многогранно, что из него, как из Священного Писания, можно настричь цитат на любой случай. Но здесь вспоминаются слова Маркса, сказанные по поводу кого-то из его последователей: «Если это марксизм, то я не марксист». Главное — не цитаты, главное — метод. За время своего нахождения у руля страны Ленин поменял пять типов экономической политики, пока не нашел оптимальный — НЭП. Но ключевые принципы остались: социальная справедливость и классовый подход. Да, мир сегодня очень многообразен, и многим кажется, что классовый подход устарел. Но без него тоже не обойтись. Словом, базовые принципы остаются актуальными. Никакого отречения не должно быть. Должно быть переосмысление и развитие.

— Тем не менее можно найти довольно много отличий между ленинскими постулатами и сегодняшними принципами КПРФ.

— Никаких несоответствий нет. Возьмем, например, отношение к религии. Есть известное высказывание Ленина: священник может быть членом партии, если признает партийную программу. Или другое высказывание: единство борьбы рабочего класса за создание рая на земле «важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе».

 

— Проблема есть. Многие постулаты марксистско-ленинского учения требуют, конечно, серьезного развития. Общество кардинально изменилось. На повестке изменение самой природы человека — генная инженерия, искусственный интеллект, бессмертие для избранных... По сути, грядет расчеловечивание. А суть коммунизма — высший гуманизм, и отвечать на новые вызовы надо с этих позиций. К сожалению, из-за перенапряжения сиюминутными проблемами и текущей политической борьбы, теоретическая работа во многом отложена у нас, что называется, до лучших времен. Мы явно запаздываем с ней. Стоит вспомнить выражение Энгельса, которое часто повторял Ленин: «Марксизм — не догма, а руководство к действию». Сталин постоянно твердил, что многое из наследия классиков не может быть воспринято буквально, нуждается в новом прочтении. Кстати, роль Сталина в Октябрьской революции в нашей историографии, я считаю, сильно недооценена. То, что партия смогла выстоять, выжить в 1917-м после июльского поражения, — в первую очередь его заслуга.

— Не могу не заметить на это, что в самой партии явно замалчивают роль другого человека — Льва Троцкого. А ведь именно он, будучи главой Петросовета и фактическим руководителем Петроградского военно-революционного комитета, являлся главным организатором захвата власти.

— Не соглашусь с этим. Реальных организационных рычагов у него не было. Его заслуга в другом. Партии страшно не хватало тогда известных и популярных пропагандистов — как сейчас принято говорить, медийных лиц. А Троцкий в те дни бесконечно выступал и «зажигал», то есть был, по сути дела, пропагандистским рупором партии.

 

Колька-второй из типографии деду книжку принес, и там написано — в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. И фамилия — Маяковский. Видно, началось.

Революцию, может, все хотели в тот год, однако каждый по своему интересу. Может, один царь не хотел, да ему и хотеть некуда — началось его царство с Ходынки, Ходынкой и кончится, и что ни делай, а все в одну сторону идет.

Потому что накопилось нежелание людское, и никто не хотел, чтоб было как было. Однако хотя нежелание у всех одно, но остальное все разное.

И Пётр-первый стрелял и даже видел, как падает человек, то ли от его пули, то ли от соседской — без разницы. И мы их губили, и они нас, и человеческое мясо по траншеям нипочем шло. Но в штыковую он ни разу не ходил — бог миловал. И как бы он живого человека штыком в сердце ткнул или в живот, он себе представить не мог и содрогался. А так — вроде в землетрясение попал, и никто ни при чем.

 

Революцию, может, все хотели в тот год, однако каждый по своему интересу. Может, один царь не хотел, да ему и хотеть некуда — началось его царство с Ходынки, Ходынкой и кончится, и что ни делай, а все в одну сторону идет.

Потому что накопилось нежелание людское, и никто не хотел, чтоб было как было. Однако хотя нежелание у всех одно, но остальное все разное.

 

«#1917. Семнадцать очерков по истории Российской революции»

Книга вошла в короткий список премии «Просветитель» 2018 года //  nplus1.ru

 

Начало Мировой войны способствовало росту популярности царя. Правда, патриотизм военного образца не всегда был монархическим. Современник описывал настроения студентов высших учебных заведений столицы: «Одни шли на войну с пением “Боже, царя храни”, а другие — с пением “Марсельезы”». Последние полагали, что война в конечном итоге будет способствовать демократизации России.


Однако военно-патриотический монархизм образца 1914 года не представлял собой единого целого. Поддержка царя нередко была условной: часть патриотов поддерживали императора лишь постольку, поскольку это способствовало успешному ведению войны. Между тем эффективность царя как лидера воюющей страны вызывала все большие сомнения. Образ могучего государя подвергался коррозии.

 

Необычайно важную роль с начала войны стал играть великий князь Николай Николаевич, назначенный верховным главнокомандующим. Первоначально предполагалось, что эту должность должен был занять сам император, поэтому власть главнокомандующему предоставлялась весьма большая. Однако министры смогли уговорить Николая II отказаться от этого поста, и он назначил на него своего родственника.

По мере того как война затягивалась, подобное «разделение властей» военного времени пагубно сказывалось на функционировании государственного аппарата: Ставка верховного главнокомандующего давала прямые указания министрам и их ведомствам. Чиновники не всегда знали, кому они должны подчиняться. Задолго до Февраля 1917 года в стране заговорили о «двоевластии».

 

В годы войны значительно увеличилось число зафиксированных оскорблений членов царской семьи (оскорбление считалось государственным преступлением и могло повлечь тюремное заключение на срок до восьми лет). У людей было немало поводов ругать власть: новые призывы в армию, смерть близких на фронте, мобилизация лошадей, трудовая повинность, недостаток продовольствия, дороговизна — всего не перечислишь. Винили же во всем царя. Как только не обзывали императора! «Алкоголик», «арестант», «винополец», «забастовщик». Житель Черниговской губернии назвал его «мазепой» — и был за это наказан.

Но самое частое ругательство — «дурак». Порой же Николай Второй лишался и мужественности, его называли «царем-бабой». Что же вменялось в вину императору? Он не исполнял главное царское дело: не готовил Россию к войне. Некий сибирский крестьянин заявил в 1915 году прямо в церкви: «Нужно молиться за воинов и великого князя Николая Николаевича. За Государя же чего молиться. Он снарядов не запас, видно прогулял да проб…л».

При этом неожиданный эффект давала патриотическая пропаганда: русские издания объясняли немецкие победы тем, что Германия, в отличие от «миролюбивых» стран Антанты, «сорок лет» готовилась к войне. Но восприятие подобных утверждений порой вовсе не отвечало намерениям пропагандистов: с точки зрения многих людей, «немецкий государь» поступал правильно: «пушки отливал, да крепости строил», а «наш пробочник» — только пил, «да водкой торговал» (речь идет о непопулярной в народе государственной монополии и слухах о пьянстве самого царя).

 

Образованные «верхи» использовали совершенно иной язык, здесь порой звучала тема наркотиков, с помощью которых коварная царица зомбирует своего супруга (царь принимал кокаин в медицинских целях, это была в то время довольно распространенная практика). Но суть «обвинений», предъявляемые общественным мнением Николаю II, та же: безвольный подкаблучник, которым манипулируют «предательница» и Распутин, совершенно не соответствует патриархальному образу могучего государя. Николай II профессионально непригоден: он «слабый» царь.

Показателен анекдот той эпохи. На Невском проспекте ночью идут два студента. Один говорит: «Дурак этот император». Появляется околоточный надзиратель, который хочет зарегистрировать преступление. Находчивый студент оправдывается: «Да я это о германском императоре». Полицейский хитро ухмыляется: «Ну, Вильгельм-то не дурак, это вы врете!»

Образ «царя-дурака» важен для понимания истории революции 1917 года. Накануне решающих событий многие убежденные сторонники монархии переставали быть надежной опорой императору.

 

О Петрограде

«Я попал в странный мир, мир умирающей красоты и тяжкой жизни. Меня все время тревожат фундаментальные вопросы, страшные, неразрешимые вопросы, которые никогда не задают себе мудрые люди. Пустые дворцы, и переполненные столовые, разрушенное или мумифицированное в музеях былое великолепие и наряду с этим расползающаяся по городу (благодаря вернувшимся беженцам) самоуверенная американизация. Все систематизируется; все должно быть организовано и справедливо распределено. Одно и то же образование для всех, одно и то же жилье, одни и те же книги и одна на всех вера в то, что происходящее совершенно: для зависти нет места, разве что к счастливым жертвам несправедливости, живущим за границей.

Потом я пытаюсь взглянуть на то же самое с точки зрения оппонента. Вспоминаю “Преступление и наказание” Достоевского, “В людях” Горького, “Воскресение” Толстого. Думаю о жестокости и разрушениях, на которых было построено былое великолепие; о бедности, пьянстве, проституции, прожитых впустую жизнях; думаю о поборниках свободы, томившихся в Петропавловской крепости; вспоминаю убийства, погромы, избиения. Через ненависть к прошлому я становлюсь терпимее к новому, но не могу возлюбить это новое ради него самого».

13 мая 1920 года, Петроград