Спустившись вниз, мы увидали, что находимся в замечательной земледельческой местности. За две мили на горке стоял среди купы деревьев большой белый дом, а кругом была сельскохозяйственная смесь из амбаров, пастбищ, полянок и флигелей.
- Чей это дом? - спросили мы у нашего хозяина.
- Это, - говорит он, - обиталище, а также лесные, земельные и садовые угодья фермера Эзры Планкетта, одного из самых передовых наших граждан.
Он перед вами, - отвечает субъект. - А что вам надо?
Я ничего не ответил. Я стоял как вкопанный и повторял про себя веселую песенку о деревенском "человеке с лопатой". Вот тебе и человек с лопатой! Когда я всмотрелся в этого фермера, маленькие пустячки, которые я захватил с собой, чтобы выжать из него монету, показались мне такими безнадежными, как попытка разнести вдребезги Мясной трест при помощи игрушечного ружья.
Он смерил меня глазами и говорит:
- Ну, рассказывайте, чего вы хотите. Я вижу, что левый карман пиджака у вас чересчур оттопыривается. Там золотой слиток, не правда ли? Давайте-ка его сюда, мне как раз нужны кирпичи, - а басни о затерянных серебряных рудниках меня мало интересуют.
Я почувствовал, что я был безмозглый дурак, когда верил в законы дедукции, но все же вытащил из кармана свой маленький слиток, тщательно завернутый в платок. Он взвесил его на руке и говорит:
- Один доллар восемьдесят центов. Идет?
- Свинец, из которого сделано это золото, и тот стоит дороже, - сказал я с достоинством и положил мой слиток обратно в карман.
- Не хотите - не надо, я просто хотел купить его для коллекции, которую я стал составлять, - говорит фермер. Не дальше как на прошлой неделе я купил один хороший экземпляр. Просили за него пять тысяч долларов, а уступили за два доллара и десять центов.
Тут в доме зазвонил телефон.
- Войдите, красавец, в комнату, - говорит фермер. Поглядите, как я живу. Иногда мне скучно в одиночестве. Это, вероятно, звонят из Нью-Йорка.
Вошли мы в комнату. Мебель, как у бродвейского маклера, дубовые конторки, два телефона, кресла и кушетки, обитые испанским сафьяном, картины, писанные масляной краской, в позолоченных рамах, а рамы в ширину не меньше фута, а в уголке - телеграфный аппарат отстукивает новости.
- Алло, алло! - кричит фермер. - Это Риджент-театр? Да, да, с вами говорит Планкетт из имения "Центральная жимолость". Оставьте мне четыре кресла в первом ряду - на пятницу, на вечерний спектакль. Мои. Всегдашние. Да. На пятницу. До свидания.
- Каждые две недели я езжу в Нью-Йорк освежиться, объясняет мне фермер, вешая трубку. - Вскакиваю в Индианополисе в восемнадцатичасовой экспресс, провожу десять часов среди белой ночи на Бродвее и возвращаюсь домой как раз к тому времени, как куры идут на насест, - через сорок восемь часов. Да, да, первобытный юный фермер пещерного периода, из тех, что описывал Хаббард (4), немножко приоделся и обтесался за последнее время, а? Как вы находите?
30-40е годы 19 века, купцу было тяжело взять банковский кредит, но, как известно, без кредита нет торговли, трудно обойтись. Все кредитно-финансовые учреждения, то есть банки – Заёмный, Коммерческий банки, Сохранные Казны и Приказы общественного призрения – были тогда заведениями казёнными и регулировались государственными правилами (в то время, Манифестом 1 января 1830 года), именно:
- вклады принимались под 4% годовых;
- ссуды выдавались под 7% годовых (1% премии, 5% в год интереса банка от непогашенного капитала, остальное – на погашение ссуды) под залог домов на 15 лет;
- или населённых имений, то есть земель с крепостными на тех же условиях на 26 лет;
- или под залог населённых имений под 6% годовых (1 ½ % премии, 5% в год интереса банка от непогашенного капитала, остальное – на погашение ссуды) на 37 лет.
Итак, купец без возможности заложить дом оказывался от государственного кредита отстранён, ибо владеть населёнными имениями мог только потомственный дворянин. А частных банков по-сути не было.
Тогда родилась следующая (по теперешнему жаргону) финансовая схема:
- дворянин закладывал имение под 6 или 7% и, соответственно, получал: (а) некоторую ссуду - сумму денег; (б) обязанность ежегодно гасить 6 или 7%.
- затем он размещал эту сумму на вкладе под 4%, и получал документ на владение вкладом и на получение процентов – т. наз. «вкладной билет» на предъявителя, то есть не именную, а обезличенную бумагу.
- затем он уступал этот вкладной билет купцу за некоторый процент, чтобы (а) компенсировать 6% - 7% выплат за заложенное имение; (б) получить некоторую прибыль, то есть под 6-7% плюс нечто сверху. И купец получал кредит под такой процент – процент ростовщический по закону 1808 года (предел – 6%).
Это был в чистом виде сословный дивиденд потомственного дворянина. Сословное положение давало ключ к удобствам банковской системы; а монопольное положение, эксклюзивный, сословный доступ к кредитным деньгам, можно было перепродать неродовитым коммерсантам. Что и происходило.