Атака террористов ИГ* на сирийскую Пальмиру стала возможна благодаря тому, что боевики смогли перебросить свои силы к городу. Это удалось осуществить только при поддержке американских военных, так как именно они контролируют основные подходы к нему. Об этом президент Сирии Башар Асад рассказал в эксклюзивном интервью корреспонденту RT Марии Финошиной.
// russian.rt.com
«США позволили боевикам напасть на Пальмиру»: RT публикует полную версию интервью Асада
Атака террористов ИГ* на сирийскую Пальмиру стала возможна благодаря тому, что боевики смогли перебросить свои силы к городу. Это удалось осуществить только при поддержке американских военных, так как именно они контролируют основные подходы к нему. Об этом президент Сирии Башар Асад рассказал в эксклюзивном интервью корреспонденту RT Марии Финошиной.
RT: Господин президент, большое спасибо, что согласились с нами побеседовать.
БА: Рады видеть вас в Дамаске.
RT: Начнём, разумеется, с темы Алеппо. Последние бои за Алеппо — вероятно, самые ожесточённые за почти шесть лет войны в Сирии. Но западные политики и средства массовой информации говорят о продвижении сирийской армии по большей части в негативном ключе. Как вы думаете, почему? Они воспринимают это как собственное поражение?
БА: После того как они потерпели неудачу в Дамаске — а первые три года лейтмотивом было «освободить Дамаск от правительственных сил», — они переключились на Хомс. После неудачи в Хомсе они переключились на Алеппо. Последние три года они были сосредоточены на Алеппо. Алеппо стал для них последней крупной картой, которую они могли бы разыграть на сирийском поле боя. Конечно, у них по-прежнему остаются террористы в различных районах Сирии. Но Алеппо — это второй по величине город, и поражение террористов в Алеппо имеет большое политическое, военное, экономическое и моральное значение. Для них разгром террористов, откровенно говоря, подразумевает разгром тех, через кого эти страны опосредованно действуют. Так что поражение террористов — это поражение тех стран, которые их курировали, будь то региональные государства или западные — прежде всего Соединённые Штаты, а также Франция и Великобритания.
RT: То есть вы считаете, что они воспринимают это как собственное поражение?
БА: Совершенно верно. Разгром террористов для них — собственное поражение, потому что те в действительности играют роль их армии на местах. Страны, о которых идёт речь, не вторгались в Сирию напрямую, они сделали это опосредованно, руками террористов. Если мы хотим быть реалистами, именно так нам и приходится сегодня рассматривать ситуацию, невзирая на их риторику.
RT: В другом проблемном регионе находится Пальмира. Недавно город вновь захватили боевики «Исламского государства». Однако мы не слышим особенного возмущения по этому поводу. Причина та же?
БА: Совершенно верно. Если бы Пальмира находилась в руках правительства, мировая общественность была бы обеспокоена судьбой культурного наследия. Если мы освободим Алеппо от террористов, западные официальные лица и ведущие СМИ будут говорить, как они тревожатся за гражданское население. Однако их не волнует, что террористы убивают мирных жителей или нападают на Пальмиру, уничтожая культурное наследие, которое принадлежит не только Сирии, но и всему человечеству. Вы абсолютно правы. Если обратить внимание на время проведения атак «Исламского государства», станет очевидно, что они связаны с происходящим в Алеппо. Это ответ на продвижение Сирийской Арабской Армии. Террористы предприняли этот шаг, чтобы подорвать победу в Алеппо, отвлечь правительственные войска от освобождения города и заставить их переместиться к Пальмире. Разумеется, это не сработало.
RT: Сообщают и о том, что штурм Пальмиры был связан не только с битвой за Алеппо, но и с тем, что происходило в Ираке. По имеющимся сообщениям, коалиция, в которую входят почти 70 стран во главе с США, позволила боевикам ИГ покинуть район Мосула в Ираке, и это укрепило силы ИГ здесь, в Сирии. По-вашему, такое возможно?
БА: Возможно, но только для того, чтобы американские политики могли умыть руки и сбросить с себя ответственность за атаку, сказав: «Просто из-за наступления иракской армии на Мосул боевики ИГ ушли оттуда в Сирию». Нет, всё совсем не так. Почему? Потому что к Пальмире террористы явились с такими силами и средствами, каких у ИГ раньше никогда не было. Они повели наступление по огромному фронту, в десятки километров. По такому фронту может наступать армия! Сделать это боевики ИГ могли только при поддержке внешних государств. Не одного какого-то государства, а нескольких государств. У них было уже другое вооружение: пулемёты, пушки, артиллерия — всё было другим. Это могло произойти только в том случае, если пустыню они пересекали под контролем американского альянса. Предполагается, что этот альянс должен наносить по ним удары в районах Ракки, Мосула и Дейр эз-Зора, но этого не было. Он либо попросту игнорировал приготовления ИГ, либо — чему я склонен верить больше — подталкивал боевиков идти на Пальмиру. Так что дело не в Мосуле, не нужно попадать в эту ловушку. Дело в Ракке и Дейр эз-Зоре. Они расположены очень близко, всего в нескольких сотнях километров, и боевики могли подойти под надзором американских спутников, американских беспилотников и при содействии американцев.
RT: Насколько сильна сейчас организация «Исламское государство»?
БА: Настолько, насколько ей помогают Запад и региональные силы. Если рассматривать ИГ как отдельный, изолированный случай, то эта группировка сильной не является, потому что у неё нет естественной социальной подпитки, а без неё террористы достаточной силы иметь не могут. Но в реальности они получают иную подпитку: деньги, инвестиции в нефтяные месторождения, воздушную поддержку от американских союзников, — и этим обусловлена их сила. То есть они сильны настолько, насколько сильны те, кто их поддерживает или курирует.
Спойлер: Скрыть
RT: Мы слышали, что в Алеппо вы позволили некоторым из этих террористов свободно покинуть поле боя. Почему? Они могут вернуться, скажем, в Идлиб, вооружиться, подготовиться, а затем, возможно, атаковать тех, кто освобождает Алеппо.
БА: Да, вы, конечно, правы. Так и происходит последние несколько лет. Но всегда приходится что-то приобретать, а что-то терять. Если ты выигрываешь больше, чем теряешь, то соглашаешься на такой вариант. В данном случае нашим приоритетом было спасти этот район от разрушения в результате военных действий, защитить живущее там мирное население, предоставить ему коридор, чтобы можно было выйти из этого района в районы, находящиеся под контролем правительства. И дать террористам шанс одуматься, встать на сторону правительства, вернуться к нормальной жизни и попасть под амнистии. Если нет, они могут уйти с оружием, при всех тех невыгодных моментах, о которых вы говорили, — но это уже для нас приоритетом не является, потому что, воюя с ними в другом районе, за чертой города, можно обойтись меньшими разрушениями и меньшими жертвами среди гражданского населения. Вот в чём дело.
RT: То, что вы называете их террористами, похоже, не мешает вам относиться к ним как к таким же людям. Вы говорите им о «шансе вернуться к нормальной жизни»…
БА: Конечно. Они террористы, потому что взяли в руки пулемёты, убивают и сеют разрушения, ведут себя как вандалы и так далее. И совершенно естественно, что повсюду в мире такое поведение называется терроризмом. Но вместе с тем эти теракты совершают люди. Люди, которые могли бы избрать в жизни другой путь. Они вступили в ряды террористов по разным причинам: порой из страха, порой из-за денег, иногда из идеологических соображений. И задача правительства — по возможности вернуть этих людей к нормальной жизни, повторно интегрировать их в общество как граждан. Заявлений о том, что «мы будем бороться с террористами», недостаточно. Воевать с террористами — это что-то вроде видеоигры, где ты можешь уничтожить противников, но игра продолжит генерировать и регенерировать тысячи и тысячи новых, так что не получится решить эту проблему по-американски: «просто убивать, убивать и убивать»! Наша цель не в этом. Для нас это крайняя мера, последний вариант. Позволить людям измениться в лучшую сторону — вот хороший вариант. И он зарекомендовал себя как успешный. Многие из этих террористов изменили свои взгляды. Кто-то вернулся к нормальной жизни, кто-то сейчас воюет вместе с сирийской армией против других террористов. Вот что мы можем считать успехом.
RT: Господин президент, вы только что говорили о том, что приходится что-то приобретать, а что-то терять. На ваш взгляд, вы сделали достаточно для того, чтобы в ходе этого конфликта свести к минимуму число жертв среди мирного населения?
БА: Мы делаем всё возможное. Достаточно или недостаточно — понятия субъективные. Каждый смотрит на это по-своему. В конечном счёте, «достаточно» — это то, что в твоих силах. То, что в моих силах как человека, то, что в силах правительства, то, что в силах Сирии как маленькой страны, перед лицом войны, которую подпитывают десятки стран, сотни каналов мейнстримных СМИ и другие механизмы, работающие против тебя. Так что «достаточно» — как я и сказал, понятие субъективное, и всё зависит от того, что ты вкладывашь в это слово. Но я уверен, что мы делаем всё, что в наших силах. В конечном итоге, «достаточно» не бывает. Чем бы человек ни занимался, он всегда делает что-то правильно, а где-то, скажем так, допускает ошибки. И это естественно.
RT: Государства Запада неоднократно призывали Россию и Иран оказать на вас давление с тем, чтобы, как они выражаются, остановить насилие. Совсем недавно шесть западных стран выступили с беспрецедентным посланием: они снова обратились к Москве и Тегерану с просьбой убедить вас ввести в Алеппо режим прекращения огня.
БА: Да.
RT: Как вы к этому относитесь? В то время когда ваша армия добивается успехов, они призывают к прекращению огня.
БА: Точно. В политике всегда важно читать между строк и не воспринимать слова буквально. Не имеет значения, к чему они призывают. На самом деле они просят Россию: «Пожалуйста, остановите наступление сирийской армии на террористов». Вот что значат их слова. Забудьте обо всём остальном. «Вы зашли слишком далеко в своей борьбе с террористами. Они не должны потерпеть поражение. Вы обязаны сказать сирийцам, чтобы они остановились. Нам нужно уберечь террористов, спасти их». Вот вкратце то, что хочет сказать Запад.
Далее, Россия никогда — ни сейчас, во время этой войны, ни до этой войны, ни в советскую эпоху — не пыталась вмешаться в процесс принятия нами решений. Когда у неё были какие-то соображения или рекомендации — вне зависимости от того, как на них можно было посмотреть, — они всегда завершались словами: «Но это, конечно, ваша страна, и вам лучше знать. Мы воспринимаем ситуацию таким-то образом. Возможно, вы видите её иначе, но, в конце концов, сирийцы — это вы, а не мы». Россия придерживается позиций реализма и уважения нашего суверенитета и всегда выступает в защиту суверенитета, в соответствии с международным правом и Уставом ООН. Так что с её стороны мы никогда не ощущали никакого давления. И не ощутим. Русские так не действуют.
RT: Насколько сильна на сегодняшний день сирийская армия?
БА: Отвечая на этот вопрос, нужно учитывать два момента. Во-первых, идущую войну. Во-вторых, размеры Сирии. Сирия не огромная страна, так что у неё не может быть огромной армии. Очень важной для нас была поддержка наших союзников, главным образом России и Ирана. Война длится уже шесть лет (или почти шесть лет). Она идёт дольше, чем Первая или Вторая мировая. И само собой разумеется, что сирийская армия уже не может быть так же сильна, как до войны. Но мы решительно настроены защищать нашу страну. Это важнее всего. Мы потеряли стольких военнослужащих, у нас столько мучеников и солдат, искалеченных войной! В цифровом выражении мы потеряли много, но не потеряли решимость. И я могу вам сказать, что за годы войны эта решимость стала гораздо крепче. Но, разумеется, нельзя забывать о поддержке со стороны России, нельзя забывать о поддержке со стороны Ирана — это делает нашу решимость более действенной, позволяя добиться больших результатов.
RT: Буквально на днях президент Обама снял запрет на поставки вооружений некоторым антиправительственным группировкам в Сирии. На ваш взгляд, как это может отразиться на ситуации на местах? Может ли это прямо или косвенно усилить террористов?
БА: Во-первых, мы не уверены, что он снял эмбарго в тот момент, когда об этом объявил. Возможно, это произошло раньше, а позже он сделал заявление — просто чтобы придать своему решению, скажем так, политическую легитимность. Во-вторых, очень важно обратить внимание на то, когда было сделано это заявление и когда террористы атаковали Пальмиру. Между этими двумя событиями прямая взаимосвязь, так что вопрос в том, кому будут направляться эти вооружения. В чьи руки они попадут? В руки боевиков ИГ и «Фронта ан‑Нусра»*, а ИГ и «ан‑Нусра» координируют свои действия. Так что объявление об отмене эмбарго непосредственно связано с атакой на Пальмиру и поддержкой других террористов, в районе Алеппо. Потому что когда они терпят поражение в Алеппо, Соединённым Штатам и другим странам Запада нужно поддержать подконтрольные им силы в других регионах, ведь в прекращении конфликта в Сирии они совершенно не заинтересованы. Так что задача этого заявления в том, чтобы создать хаос, поскольку США создают хаос, с тем чтобы впоследствии им управлять. А управляя хаосом, они стараются играть на различных его факторах, эксплуатируя при этом разные стороны конфликта — как внутренние, так и внешние.
RT: Каково это — быть маленькой страной в эпицентре урагана, подпитываемого множеством стран, незаинтересованных в прекращении войны?
БА: Вы хорошо это сформулировали. У нас всегда было такое ощущение, и до войны, но сегодня оно, конечно, сильнее. Малые страны чувствуют себя в большей безопасности, когда в международных отношениях существует баланс. То, о чём вы только что сказали, мы почувствовали после распада Советского Союза, когда США остались в мире гегемоном и решили действовать так, как им заблагорассудится, и диктовать всем вокруг свою политику. Малые страны страдают от этого как никто. Сегодня мы тоже это чувствуем, но при этом баланса в мире стало больше — с учётом той роли, которую играет Россия. Поэтому, на мой взгляд, все мы — и я говорю не только о Сирии, но и о каждой малой стране в мире — все мы чувствуем себя в большей безопасности с усилением России и подъёмом Китая. Та ситуация, которую мы переживаем, ощущается болезненно — очень болезненно, на всех уровнях. На гуманитарном уровне — эти страдания, эти потери… Но в конечном итоге речь идёт не о том, выиграем мы или проиграем, а о том, сохраним мы свою страну или потеряем её. Для Сирии это экзистенциальная угроза. Речь идёт не о поражении одного правительства перед другим и не о победе одной армии над другой — либо страна выиграет, либо она исчезнет. Вот как мы на это смотрим. Поэтому у нас нет времени чувствовать эту боль. Есть время только бороться и защищать страну.
RT: Поговорим о роли СМИ в этом конфликте. Во время этой войны все стороны обвинялись в гибели мирных жителей, но западные СМИ практически полностью замалчивали зверства, совершаемые антиправительственными боевиками. Какую роль во всём этом играют средства массовой информации?
БА: Прежде всего, мейнстримные СМИ и их единомышленники-политики последние десятилетия страдают от морального разложения. У них не осталось нравственных принципов. Всё, о чём они говорят, всё, что они упоминают или выставляют в качестве ширмы: права человека, судьба мирных жителей, детей, — используется ими исключительно ради достижения собственных политических целей. Их задача — вызвать у общественности определённые эмоции, чтобы та поддержала военное или политическое вмешательство в дела этого региона. Так что никакого доверия они не заслуживают. Если вы посмотрите на Соединённые Штаты, то там поднимается бунт против мейнстримных СМИ, потому что те лгали и лгут своим зрителям. Скажем так, западная общественность не знает реальной ситуации в нашем регионе, но, по крайней мере, знает, что их ведущие СМИ и политики лгали им из своекорыстных интересов и ради достижения собственных политических целей. Поэтому я не считаю, что мейнстримные СМИ могут и дальше преподносить миру свои истории. По этой причине на Западе они сейчас борются за выживание. При всём своём колоссальном опыте, поддержке, деньгах и ресурсах они лишены одной вещи, очень важной для того, чтобы выжить, — доверия. Они его лишились. У них нет прозрачности, поэтому и доверием они сегодня уже не пользуются. И по этой причине сейчас они ведут себя так трусливо. Они боятся вашего канала. Боятся любого правдивого заявления, потому что оно изобличает весь их обман. Вот в чём дело.