Реклама Google — средство выживания форумов :)
В 2015 году сохранились положительные тенденции в результатах российских учащихся 15-летнего возраста по всем направлениям функциональной грамотности.
В 2015 году по сравнению с предыдущим циклом исследования 2012 года повысились средние результаты российских учащихся 15-летнего возраста:
– по математической грамотности на 12 баллов (с 482 до 494 баллов);
– по читательской грамотности на 20 баллов (с 475 до 495 баллов).
Результаты российских учащихся по естественнонаучной грамотности практически не изменились.
Астрономия была отдельным школьным предметом в советское время. В России не преподается с 2005-го. Сторонники этой дисциплины в качестве примера ее значимости приводят данные соцопросов ВЦИОМ, согласно которым с 2007 по 2011 год доля россиян, уверенных, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот, выросла с 29 до 33 процентов.
Национальный исследовательский ядерный университет (НИЯУ) МИФИ вошел в 100 лучших университетов мира по физике в предметном рейтинге компании Times Higher Education (THE). Это произошло после исправления технической ошибки, которая возникла при составлении THE World University Ranking 2016–2017. МИФИ стал вторым российским вузом, который вошел в топ-100 лучших университетов в категории «физические науки».
НИЯУ МИФИ поднялся на 84-место предметного рейтинга THE World University Ranking 2016–2017 в результате корректировки данных, которая потребовалась для исправления технической ошибки. По словам Дункана Росса, директора по данным и аналитике THE,
во время библиометрического исследования, которое проводилось при составлении THE World University Ranking 2016–2017, не была учтена одна научная публикация университета.
Работу не удалось успешно загрузить, так как документ был слишком большого размера и система отклонила файл. Составители рейтинга внесли неучтенную публикацию в базу Scopus, произвели переоценку показателей, и университет поднялся на 84-е место в предметном рейтинге. Как отмечает господин Росс, это была единичная ошибка, и МИФИ стал единственным университетом, на место в рейтинге которого она повлияла. Таким образом, МИФИ стал вторым российским вузом в рейтинге THE в категории «физика» после МФТИ.
Оказалось, что он не попал в предыдущий рейтинг из-за того,что составители рейтинга не заметили одну (!) публикацию от МИФИ. После исправления этого недоразумения МИФИ подпрыгнул в рейтинге на несколько десятков (!) позиций и благополучно приземлился в топ-100 рейтинга по физике. Жаль что в публикации Коммерсанта нет ссылки на эту чудесную научную публикацию, но мы подозреваем (по описанию сопутствующих технических проблем), что это был отчёт с Большого адронного коллайдера на 2000+ авторов, среди которых случайно оказался один сотрудник (или может быть даже студент) МИФИ.
Нам кажется, что эта история развеивает все иллюзии по поводу международных рейтингов университетов, которые оказываются столь жёстко зависящими от случайных по сути факторов. Впрочем удивляться нечему, составители рейтингов — коммерческие организации, которым надо продвигать свои рейтинги и зарабатывать на этом деньги, а качество генерируемых ими оценок при этом — вопрос второстепенный. Заметим также, что некоторым доводилось послужить «экспертом» в одном таком рейтинге, постановка вопросов в опроснике рейтинга неконкретна и зачастую просто нелепа, а глюки на сайте организатора рейтинга мешают адекватно ответить даже на эти вопросы.
В аспирантуру принимаются лица, имеющие образование не ниже высшего (специалитет или магистратура). Это означает, что в аспирантуру (помимо лиц, успешно окончивших специалитет или магистратуру) могут быть приняты лица, успешно окончившие ординатуру, аспирантуру, адъюнктуру, ассистентуру-стажировку
(ссылки на документы 2012 и 2013)Лица со степенью бакалавра могут быть допущены к защите диссертации на соискание учёной степени кандидата наук, согласно постановлению правительства Российской Федерации «О порядке присуждения учёных степеней» и решению министерства образования и науки Российской Федерации.
Принимают ли бакалавров в аспирантуру? До 2007 года лица с дипломом бакалавра поступали в аспирантуру законно на основании ст. 7 Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» от 22 августа 1996 г. № 125-ФЗ. После 2007 г. такая возможность исчезла:
В аспирантуру […] государственных и муниципальных высших учебных заведений, образовательных учреждений дополнительного профессионального образования, научных организаций […] на конкурсной основе принимаются граждане Российской Федерации, имеющие высшее профессиональное образование, подтверждённое дипломом специалиста или дипломом магистра.
Итак, бакалавр со своим рылом в калашный ряд аспирантов не пролезет… Так что в настоящее время бакалаврам дорога в аспирантуры закрыта — и в аспу могут поступить только специалисты и магистры. А что же делать бакалаврам? Если они хотят стать аспирантами — только доучиваться на магистров, ибо переучиваться на специалиста сейчас менее, чем выгодно.
Хорошо это или плохо? Ситуация, когда бакалавров принимали в аспирантуру, практиковалась в России с конца 1990-х г.г. Такие случаи были даже в СПбГУ. Помнится, когда я поступал в магистратуру, мне пожаловалась сотрудница вуза на наглых зарубежных бакалавров, которые пронюхав про такую лазейку, массово поступали в «аспу».
Аспирантура доступна лицам с высшим профобразованием, подтвержденным дипломами магистра, специалиста. Диплом бакалавра отсутствует в перечислении неслучайно. Болонская система с ее трехступенчатой программой подготовки профессионалов исключает прямой доступ к аспирантуре после 4 лет обучения, предполагаемых первым уровнем обучения.
Путаница, которая порождает большинство вопросов/сомнений бакалавров касательно справедливости такого запрета, связана с переходом к болонской структуре 1999–2010 гг. Когда российская образовательная система адаптировалась к новым правилам, возник законодательный «пробел»:
ФЗ-125, потерявший сегодня силу (заменен ФЗ-273), определял возможность стать аспирантами для всех, кто имеет высшее профессиональное образование, засвидетельствованное дипломом;
отдельной заметки об условно новой квалификации для РФ (бакалавры) не было.
Это спровоцировало целый поток иностранцев, поступающих в российские вузы с европейским дипломом BD (bachelor's degree) напрямую на аспирантуру. Позже законодатель устранил «узкое место», поправив основные регламенты, нормы, подзаконные акты, но вопросы остались актуальными.
...Ведь именно Стэнфорд и Массачусетский технологический институт создали саму модель приносящего доход университета.
...
Несколько лет назад я оставил кафедру в Оксфордском университете (событие почти столь же редкое, как землетрясение в Эдинбурге), когда осознал, что от меня ожидают, что я буду вести себя скорее не как ученый, а как гендиректор.
...
Когда я впервые пришел в Оксфорд 30 лет назад, на подобную профессионализацию посмотрели бы с патрицианским презрением. Те мои коллеги, которые действительно беспокоились о получении степени доктора философии, предпочитали порой обращение «мистер», а не «доктор», так как последнее указывало на род занятий, не приличествующий джентльмену. Издание книг считалось довольно вульгарным. В порядке вещей было напечатать одну краткую статью о синтаксисе португальского или гастрономических привычках древнего Карфагена примерно раз в десять лет.
Было время, когда тьюторы [1] могли даже не беспокоиться о том, чтобы согласовать со своими студентами время встреч. Вместо этого студенты, когда у них возникало желание выпить стаканчик хереса и завязать интеллектуальную беседу о Джейн Остин или функции поджелудочной железы, должны были просто заглянуть в комнату тьютора.
Сегодня «Оксбридж» по большей части сохраняет свою корпоративную этику. «Доны», главы колледжей, решают, как инвестировать деньги колледжа, какие цветы посадить в саду, чьи портреты повесить в профессорской и как лучше объяснить своим ученикам, почему на винный погреб они тратят больше, чем на библиотеку. Все важные решения члены ученого совета принимают в полном составе, и все, от финансовых и академических дел до управленческой рутины, утверждают избранные комитеты ученых, несущие ответственность перед всем ученым советом. В последние годы эта замечательная система самоуправления вынуждена была противостоять ряду централизационных мероприятий университетской администрации — вроде тех, что заставили меня уволиться, — но в общем и целом она крепко держалась
...
В других университетах Великобритании сложилась совсем иная ситуация. Вместо самоуправления ученых здесь господствует иерархия: разветвленная и запутанная сеть бюрократии, младшие преподаватели — рабочие лошадки — и проректоры, которые ведут себя так, как будто руководят «Дженерал Моторс».
Мещане, сидящие в креслах администраторов, покрывают кампусы глупыми логотипами и издают варварские, безграмотно написанные приказы. Один проректор из Северной Ирландии присвоил себе единственную общественную комнату кампуса, которую делили между собой сотрудники и студенты, чтобы превратить ее в закрытый обеденный зал, где он мог бы развлекать местных важных персон и предпринимателей. Когда студенты отказались покидать это помещение в знак протеста, он приказал своим охранникам разгромить единственный находившийся рядом туалет. Британские проректоры годами разрушали собственные университеты, но редко настолько буквально. В том же кампусе охрана гоняла студентов, если видела, что они слоняются без дела. Университет без этих взлохмаченных непредсказуемых существ был бы идеален.
Кроме того, в какой-то момент в британских университетах обучение стало менее важным делом, чем научные исследования. Деньги приносят именно исследования, а не курсы по истории экспрессионизма или Реформации. Раз в несколько лет британское государство проводит тщательную инспекцию каждого университета на месте, изучая в мельчайших подробностях результаты научных исследований каждой кафедры. Именно на этом основании предоставляются государственные субсидии. Таким образом, у ученых теперь все меньше стимулов посвятить себя преподаванию, но много причин писать ради самого письма, штампуя абсолютно бессмысленные статьи, основывая бесчисленные онлайн-журналы, пунктуально подавая на внешние исследовательские гранты вне зависимости от реальной нужды в них и получая противоестественное удовольствие, добавляя все новые строчки в свое резюме.
В любом случае, огромный рост бюрократии в британском высшем образовании, вызванный расцветом управленческой идеологии и жесткими требованиями государственной аттестации, означает, что у ученых теперь остается гораздо меньше времени на подготовку к занятиям, даже если они еще кажутся им достойным делом — что в последние годы представляется весьма сомнительным. Государственные инспекторы начисляют баллы за статьи с непроходимыми дебрями сносок, но популярный учебник, предназначенный для студентов и широкого круга читателей, обладает для них небольшой ценностью.
...
Многие ученые в Великобритании уже осознали, как страстно их учреждение хотело бы, чтобы все они уволились, кроме немногих известных имен, способных привлечь побольше новых клиентов. Вот и выходит, что нет недостатка в преподавателях, стремящихся уйти на пенсию досрочно, учитывая, что несколько десятилетий назад британская наука была весьма желанным местом работы, но теперь стала невыносимым поприщем для многих, кто занят в этой сфере. Впрочем, высыпая на рану еще немного соли, власти собираются урезать и преподавательские пенсии.
По мере того как преподаватели становятся менеджерами, студенты превращаются в потребителей. Университеты ставят друг другу подножки, пытаясь сохранить средства в бесстыдной борьбе. Как только студенты оказываются в их руках, вузы начинают давить на преподавателей, чтобы те не ставили плохих оценок, ведь это риск потерять деньги. Общая идея состоит в том, что провал студента — это вина педагога, точно так же как в больницах ответственность за смерть пациента возлагают на медицинский персонал. Одним из результатов этой погони за студенческими кошельками стало увеличение количества курсов, разработанных с учетом того, что модно сегодня у 20-летних. В моей дисциплине, английской филологии, модны вампиры, а не поэты викторианской эпохи, сексуальность, а не Шелли, фанатские журналы, а не Фуко, современный мир, а не Средневековье. Вот сколь сильно стало влияние глубинных политических и экономических сил на составление учебных планов. Любой филологический факультет, который сосредоточит свои усилия на англо-саксонской литературе XVIII века, будет рубить сук, на котором сидит.
Жадные до денег, некоторые британские университеты позволяют сегодня студентам, никак не проявившим себя в бакалавриате, поступить в магистратуру, а иностранные студенты (вынужденные, как правило, платить втридорога) могут оказаться в докторантуре, не владея уверенно английским языком.
Конечно, образование должно реагировать на потребности общества. Но это не значит, что стоит полностью подчинять себя нуждам современного капитализма. В действительности, бросив вызов этой отчужденной модели обучения, можно удовлетворить нужды общества гораздо лучше. Средневековые университеты великолепно служили широким слоям общества, но они делали это, выпуская священников, юристов, теологов и чиновников, помогавших укрепить Церковь и государство, а не хмурясь при виде любой интеллектуальной деятельности, не сулящей быстрой прибыли. Но времена изменились. Для британского государства все финансируемые им научные исследования должны быть теперь частью так называемой экономики знаний, и их влияние на общество должно стать измеримым. Это влияние проще оценить для авиационных инженеров, чем для историков античности. В игре с такими правилами скорее победят фармацевты, чем феноменологи. Те, кто не привлекает выгодные гранты от частного бизнеса или не может заинтересовать большое количество студентов, переживают состояние хронического кризиса. Научные заслуги зависят от того, сколько денег вы способны заработать, в то время как хорошее образование приравнивается к трудоустройству. Не лучшее время для палеографов или нумизматов — специалистов, даже смысл названия чьих профессий мы вскоре перестанем понимать, не говоря уже о том, чтобы работать ими.
Последствия этого снижения роли гуманитарного образования могут ощутить все, вплоть до средней школы, где изучение языков катится под откос, изучение истории ограничивается лишь новой историей, а изучение классики в целом ограничено частными учреждениями вроде Итона. (Борис Джонсон, известный итонец и мэр Лондона, постоянно вставляет в свои публичные заявления отсылки к Горацию.) Действительно, философы всегда могут открыть на углу службу помощи, отвечающую на вопросы о смысле жизни, а лингвисты — установить пункты своих услуг в самых оживленных местах, где может потребоваться что-то перевести. В общем, идея состоит в том, что университеты должны оправдывать свое существование, помогая бизнесу. Если воспользоваться холодной формулировкой правительственного отчета, они должны работать как «консультирующие организации». В действительности сами вузы стали высокодоходной отраслью, в которой работают отели, концертные и спортивные залы, точки общественного питания и прочее.
Если гуманитарные науки чахнут на корню, то это из-за того, что они послушны капиталистическим силам и при этом лишены средств к существованию. (В британском высшем образовании отсутствует традиция частных пожертвований, принятая в Соединенных Штатах, главным образом потому, что в Америке гораздо больше миллионеров, чем в Великобритании.) Кроме того, мы говорим об обществе, в котором, в отличие от Соединенных Штатов, образование традиционно не рассматривается как товар, который можно покупать и продавать. В самом деле, большинство студентов в сегодняшней Великобритании, вероятно, убеждены, что образование должно быть бесплатным, как в Шотландии; хотя здесь очевидна степень личной заинтересованности, это мнение также достаточно справедливо. Обучение молодых людей, как и защиту их от серийных убийц, следует рассматривать в качестве социальной ответственности, а не как повод для получения прибыли.
Да, когда я учился, студентами были лишь 5% населения Великобритании, и кое-кто утверждает, что сегодня, когда эта цифра достигла 50%, такая духовная щедрость стала нам просто не по карману.
...
Это также возродило бы почетное прошлое университета как одного из немногих мест в современном обществе (другое — искусство), где преобладающие идеологии могут подвергаться пристальному изучению. Что если ценность гуманитарных наук состоит не в умении приспосабливаться к доминирующим идеям, а в способности им противостоять? Приспособление как таковое не имеет ценности. В былые времена деятели искусства были гораздо более, чем в современную эпоху, встроены в общество, но, помимо прочего, это значило, что они часто становились идеологами, агентами политической власти, защитниками существовавшего положения. Современный деятель искусства, напротив, не находит в социальном порядке столь безопасной ниши, но именно по этой причине он отказывается принимать как должное почтительность к авторитетам.