Одной из диковин оказался десятиполосный анализатор спектра. Звуковые сигналы подавались непосредственно от микрофона на входы десяти фильтров, а выходы их управляли «перьями», которые писали по движущемуся рулону розовой бумаги, пропитанной йодистым раствором. Каждое прикосновение пера оставляло след – коричневую точку или полоску. Так возникали четко видимые спектры звуковых колебаний. Десять «перьев» соответствовали десяти каналам частоты от 60 до 3000 герц. Степень затемнения «строки» позволяла судить об энергии в данной полосе.
Инженеры-заключенные Сергей и Аркадий разработали и построили новый анализатор спектра. На металлический диск натягивалась магнитофонная лента. Звуковид на такой же розовой бумаге за несколько минут прорисовывался одним тоненьким пером, но густо-густо и выглядел почти так же, как американские «пэттерны». Волнистые тени разных оттенков отчетливо передавали движение и распределение звуковой энергии по частоте, в диапазоне от 0 до 3000 герц (число колебаний в секунду).
Становились явственны переходы от одного звука к другому.
Прибор АС-2 – т.е. анализатор спектра или, по нашей расшифровке, «Аркадий-Сергей» – позволял рассмотреть такие подробности в структуре речи, которые все прежние анализаторы не могли обнаружить. Вскоре Сергей и Аркадий создали еще один прибор (АС-3), который давал более крупные, более четкие звуковиды. Постепенно я научился читать их (если была записана обычная речь, не скороговорка).
Нелегко, а то и вовсе невозможно было прочесть слова, раздробленные «мозаичным» шифратором, однако, привыкнув читать звуковиды обычной речи, я по изображениям необычной мог в конце концов установить характер, метод, а приблизительно и код шифра, т.к. явственно выделялись полосы применяемых фильтров – три или четыре – и временные доли по 100-120 миллисекунд, на которые разделялись зашифрованные сигналы.
Требовалось установить, насколько возможны совпадения внешних (явственных по звуковидам) проявлений микроинтонаций и микролада речи у разных людей. Для этого я решил «просмотреть» возможно большее число голосов. Он предложил исследовать не меньше 50, чтобы легче определять процентные данные совпадений и отклонений.
Я составил текст, включавший контрольные слова с разными интонациями. «Алло… Говорит такой-то (каждый диктор должен был назвать себя). Кто говорит со мной? Я вам звонил о нашей работе. Вы будете сегодня работать? Вы меня слышите? Я буду работать сегодня…» и т.д.
Абрам Менделевич согласился с тем, что необходимо провести массовое исследование.
Он несколько раз говорил:
– Такой негодяй… Такая сволочь… Нельзя, чтобы он скрылся. Мы должны очень добросовестно проверять и перепроверять… Если из-за нас обвинят невинного человека, будет ужасно. А тот сукин сын будет продолжать шпионить…
Солженицын разделял мое отвращение к собеседнику американцев. Между собой мы называли его «сука», «гад», «б***ь» и т.п.
Антон Михайлович согласился, чтобы я исследовал голоса не менее пятидесяти человек и чтобы использовал всех артикулянтов.
– Только не вздумайте никому ничего объяснять… Вы подписку дали?.. Что же вы им скажете?.. «Имитация простейшего телефонного разговора для нового шифратора»?.. Ну что ж, легенда не слишком замысловатая, но достоверная.
Артикулянтами и дикторами, как обычно, командовал Солженицын. Все они стали наговаривать контрольный текст. Других «одноразовых» дикторов – заключенных и вольняг – набралось около ста, мы вдвоем их инструктировали. Потом провели еще один эксперимент. Текст каждого диктора занимал несколько звуковидов; изготовляли их по два экземпляра. Один был контрольным. Звуковиды одного голоса я скреплял вместе и потом сопоставлял, промерял. Все вторые экземпляры перемешивались, и артикулянты должны были разобраться в куче, в которой было представлено не больше десяти голосов: разделить ее по отдельным дикторам, определяя «на глаз» индивидуальные приметы. Солженицын и сам увлеченно участвовал в этой игре. Абрам Менделевич хотел использовать не только звуковиды, но и осциллограммы. Мы решили сравнить по осциллограммам четырех разговоров все колебания основного тона голоса, построить соответственные кривые (гауссовские) и сравнить их с такими же кривыми по другим голосам. Солженицын советовал исследовать не только отдельные абсолютные значения, но еще и относительные переходы – сравнивать скорости изменения основного тона.
– Скорости, измеренные в миллисекундах, могут быть объективным математическим выражением твоих микроинтонаций.
Работали мы напряженно. В иные сутки я спал не больше четырех часов.
Голос «усталого мужа» оказался по всем данным тождественным голосу добровольного шпиона.
Отчет о сличении голосов неизвестных А-1, А-2, А-3, А-4 (три разговора с посольством США и один с посольством Канады), неизвестного Б (разговор с женой) с голосом подследственного Иванова занял два больших толстых тома. В них вошли тексты разговоров, подробные описания принципов и методов сличения, были приложены осциллограммы, звуковиды, статистические таблицы, схемы и диаграммы, составленные по контрольным словам.
Подписали отчет начальник института инженер-полковник В., начальник лаборатории инженер-майор Т. и я – старший научный сотрудник, кандидат наук…
1939 году Коваль привлёк внимание Главного разведывательного управления Красной Армии, и в 1940 году, после подготовки в ГРУ, начал разведывательную работу в США. Когда в США развернулись работы над Манхэттенским проектом по созданию атомной бомбы, Коваль был принят на работу в атомный центр в Ок-Ридже (штат Теннесси) под своим настоящим именем. В Окридже в качестве химика-технолога Коваль поднимался по служебной лестнице и получал доступ ко всё более ценной информации. Им была собрана информация о технологических процессах и объёмах производства плутония, полония и других материалов. В 1945 году переведен в Дейтон, где также велись работы по атомному оружию[8]. В декабре 1945 года — феврале 1946 года Коваль передал в Москву особо важную информацию, которая подсказала группе Игоря Курчатова идею решения проблемы нейтронного запала атомной бомбы. В последующем серийном производстве нейтронные запалы советских атомных бомб изготовлялись из других материалов, чем в США, но в первой атомной бомбе, взорванной на полигоне под Семипалатинском 29 августа 1949 года, использовался инициатор, изготовленный точно по описанию Жоржа Коваля[6].
В конце 1948 года Коваль возвратился в СССР и поселился с семьёй в Москве
Около трех лет назад я писал о том, как ФБР в 1978 году напросилось в гости к Солженицыну в его дом в Кавендише (штат Вермонт), чтобы попытаться выяснить, откуда ему могло стать известно имя реального советского разведчика. Напомню, что завязка романа «В круге первом», написанного в 1955–1958 гг., строится на звонке в американское посольство в Москве с сообщением о том, что «на этих днях в Нью-Йорке советский агент Георгий Коваль получит в магазине радиодеталей... важные технологические детали производства атомной бомбы». А в 2007 году Жоржу Абрамовичу Ковалю, добывавшему для Москвы в Америке в середине 1940-х годов атомные секреты, было посмертно присвоено звание Героя России.
Узнал я о визите представителя американской контрразведки к тогдашнему «вермонтскому затворнику» из следственного дела Коваля, извлеченного по моей просьбе после его награждения из архивов ФБР. В подборке документов, присланных теперь на основании закона о свободе информации, этих же бумаг нет. Это переводит в разряд фактов предположение – и без того достаточно очевидное, что спецслужбы США рассекретили пока не все свои материалы о Солженицыне.
Абрам Менделевич согласился с тем, что необходимо провести массовое исследование.
Он несколько раз говорил:
– Такой негодяй… Такая сволочь… Нельзя, чтобы он скрылся. Мы должны очень добросовестно проверять и перепроверять… Если из-за нас обвинят невинного человека, будет ужасно. А тот сукин сын будет продолжать шпионить…
-- Смотрите, я за язык не тянул. Сейчас поеду министру доложу. Обоих сукиных сынов арестуем! (Он так сказал это, враждебно глядя, что можно было понять — именно их-то двоих и арестуют.)
— Подождите, — возразил Рубин. — Ну, ещё хоть сутки! Дайте нам возможность обосновать полное доказательство!
— А вот, следствие начн?тся — пожалуйста, на стол к следователю микрофон — и записывайте их хоть по три часа.
— Но один из них будет невиновен! — воскликнул Рубин.
— Как это — невиновен? — удивился Осколупов и полностью раскрыл зелёные глаза. — Совсем уж ни в чём и не виновен?.. Органы найдут, разберутся.
– Не говорил я и не звонил… Это не я звонил… Я же слышал, это совсем не мой голос… на вашей машине. Этому никто не может поверить. Я член партии, я советский дипломатический работник… получил ответственное назначение.
– Ладно, ладно… Это мы уже слышали. Но сейчас идет следствие не о вашей дипломатической работе, а о вашем преступном деянии. Факты говорят против вас. Очевидные факты. Вы знаете, кто такой Коваль?
– Не знаю. Не знаю никакого Коваля.
– Так, так. А как нужно говорить – Коваль или Коваль?
– Не знаю. Не знаю я такого.
– А вы все-таки подскажите мне, как надо правильно сказать – Коваль или Коваль.
– Не понимаю, зачем…
– А вы не понимайте, но говорите… Так как же?
– Ну, наверное… Коваль.
(В тех разговорах он чаще произносил с ударением на первом слоге.)
– А теперь попробуйте по-другому сказать – Коваль. И говорите громче, а то я что-то плохо слышу.
– Ну, пожалуйста, Коваль.
После подписания американо-таиландской декларации об обороне Таиланда (март 1962) на таиландской территории были созданы американские военные базы, увеличилось число американских войск. Авиация США, базировавшаяся в Таиланде, совершала налёты на ДРВ, районы Южного Вьетнама, Лаос, Камбоджу. В 1966—72 в военных действиях во Вьетнаме участвовали таиландские части (в 1970 в Южном Вьетнаме находилось 12 тысяч тайских солдат и офицеров). После смерти С. Танарата в 1963 во главе гражданского правительства встал Т. Киттикачон. Частичный возврат к ограниченным политическим свободам (июнь 1968 — ноябрь 1971) сменился очередным военным переворотом; к власти пришло новое (военное) правительство Т. Киттикачона (1971—73). Было введено военное положение, отменена принятая в 1968 конституция, распущен парламент, запрещены политические партии. В декабре 1972 была провозглашена временная конституция, но Национальное собрание на 2/3 комплектовалось из военных. Бесправие и террор, рост дороговизны всё более накаляли обстановку. Несмотря на официальный запрет, участились забастовки рабочих, демонстрации студентов.
В октябре 1973 на улицы столицы вышли сотни тысяч демонстрантов, они требовали демократизации режима, прекращения военной диктатуры. Военное правительство Т. Киттикачона было вынуждено уйти в отставку, уступив власть гражданскому кабинету; Т. Киттикачон бежал из страны, а правительство возглавил профессор Санъя Тхаммасак. Октябрьские события 1973 знаменовали начало нового подъёма демократического движения. В конце 1973 в забастовках рабочих промышленности и транспорта участвовало свыше 200 тысяч человек, участились манифестации крестьян, требовавших улучшения условий жизни.