Дмитрий Стешин
Полупустынные пейзажи Ближнего Востока скучны до омерзения. Смотришь на серо-желтые горы и думаешь только об одном: "Не приведи, Господь, оказаться на этом склоне в полдень и без воды". И Господь пока не приводит... Смотреть не на что. Иногда, правда, прилипнет к горизонту одинокий домик, и долго стоит перед глазами, медленно смещаясь назад. По форме куб, с плоской крышей. Стены - цвета всего окружающего. Оградка из оцинкованной сетки. Кривая финиковая пальма - на свисающие грозди ягод уже натянули мешок - чтобы не рассыпались.Десяток олив - им еще расти пол-века, чтобы появились первые плоды и непонятно, кто их будет вкушать.
// Дальше — www.proza.ru
Полупустынные пейзажи Ближнего Востока скучны до омерзения. Смотришь на серо-желтые горы и думаешь только об одном: "Не приведи, Господь, оказаться на этом склоне в полдень и без воды". И Господь пока не приводит...
Смотреть не на что. Иногда, правда, прилипнет к горизонту одинокий домик, и долго стоит перед глазами, медленно смещаясь назад. По форме куб, с плоской крышей. Стены - цвета всего окружающего. Оградка из оцинкованной сетки. Кривая финиковая пальма - на свисающие грозди ягод уже натянули мешок - чтобы не рассыпались.Десяток олив - им еще расти пол-века, чтобы появились первые плоды и непонятно, кто их будет вкушать. Нет ни будки для собаки, ни загона для козы, ни качелей. Иногда сушится белье. На ветру оно даже не полощется, а мелко дрожит в жарком мареве, струится. И представляешь почему-то, как ты живешь в этом домике с толстой, глупой и некрасивой ханум, которая почти не говорит. Кажется она стала такой уже на следующее утро после свадьбы...И ты не знаешь о чем с ней говорить, ведь вокруг тебя ничего не происходит веками. Пальцы у нее липкие от шербета, а бок жаркий, как печной кирпич. Не хочется до нее дотрагиваться, она пристройка к этому дому, безмолвный хозблок. На самом деле, ты тут совсем один. В доме нет книг и почти нет вещей, только пыльные ковры, ведра, тазы и кувшины. Чугунный казан, который моется бараньей похлебкой. Резной низенький столик, его дерево так пропиталось жиром и сажей, что стало эбеновым, драгоценным. На стене, в рамке из слоящегося цыганского золота - сура из Корана и выгоревшая до мышиной серости миссионерская литография-икона: Дева Мария не видит тебя, она смотрит в небо. И Аллаху, милостивому и милосердному, нет до тебя дела - он никогда не говорил с тобой и никогда тебе не являлся.
Ночью ты уходишь на теплую крышу и вместо телевизора смотришь божественные звезды. Дни ползут, как скользкая и влажная змея по каменной крошке, годы сыпятся как песок сквозь пальцы. Ты просто ждешь, когда можно будет уйти наверх. Вот и все.