Пятые сутки перемещаюсь по Франции за рулём, и всё это время слушаю ток шоу на местных разговорных радиостанциях FM-диапазона. Во всех передачах, с утра до ночи,…
// dolboeb.livejournal.com
Пятые сутки перемещаюсь по Франции за рулём, и всё это время слушаю ток шоу на местных разговорных радиостанциях FM–диапазона. Во всех передачах, с утра до ночи, обсуждают ровно один вопрос. Почему Франция может, хочет и обязана принять у себя сирийских беженцев.
Эксперты в студии сменяют друг друга каждый час. Сперва историк объясняет, в чём Франция провинилась перед нациями Ислама, и как искупить вину. Потом экономист обещает, что приток сирийцев даст толчок всем отраслям французского хозяйства: ведь беглецов нужно обеспечить едой, жильём, другими товарами народного потребления, и это будет способствовать подъёму на внутреннем рынке. Следом востоковед очень доходчиво объясняет, что среди сирийских беженцев нет ни исламистов на задании, ни подручных Асада, а одни лишь жертвы войны. Когда мы прекратим в Сирии эту войну, говорит востоковед, они сразу же вернутся в свои дома, а пока что их надо принять и разместить в Европе... За востоковедом приходит черёд католического епископа, напоминающего слушателям про христианский долг. Епископ говорит медленно, добрым бархатным голосом. К концу проповеди я уже готов принять у себя дома пару сирийских беженцев. После рекламы святого отца сменит социалистический политик, чтобы объяснить несправедливость распределения богатства в Европе: «в одной только Италии живут 220.000 официальных миллионеров. Если бы каждый из них выделил хоть 1000 евро на помощь беженцам и согласился бы поселить хотя бы одну семью в своих дворцах и виллах, задачу приёма и расселения можно было бы решить быстро, легко и безболезненно.
Ни разу за эти дни я не услышал в эфире каких–нибудь несознательных товарищей, которых не радовал бы приток сирийцев в Европу: ни правых политиков, ни простых обывателей из тех кварталов французских городов, где к этому дню накоплен обширный опыт по приёму выходцев из стран Северной Африки и Ближнего Востока. Если такие люди в Европе и есть, на радио их не зовут. И ведущие, разумеется, не задают гостям никаких провокационных вопросов — даже востоковеда, когда он обещает, что война в Сирии закончится, и беженцы дружно потянутся домой, на Родину, не спрашивают, слыхал ли он о подобных прецедентах в новейшей французской истории...
Тем часом, в Шампани, в деревне Вожюрен, где мой папа прожил 30 лет, его друзья собрались на поминки. И там я слышу совершенно не те истории, что по радио. Ален рассказывает, как продал свой летний дом в Нормандии, потому что тихий и спокойный квартал, где летом можно было не запирать ни ворота, ни машину, заселили выходцы из Магриба, и страховая требует поставить бронированную дверь... Кстати, рекламу этой страховой компании я тоже слышал по радио — между востоковедом и епископом они обещали, что застраховавший имущество сможет спать спокойно.