Получив тяжелое ранение в зоне АТО, 28-летний военнослужащий Эдуард Масько чудом выжил, но лишился ноги.
— Врачи сказали, что мне повезло, — вздыхает Эдуард. — Наверное, так и есть. День, когда я чуть не погиб, не забуду никогда. Это случилось в день моего рождения — 16 июля. Я был наводчиком БТРа, наш блокпост находился в одном из сел Донецкой области. Около двенадцати часов ночи нас начали атаковать. Снаряды боевиков разрывались поблизости, но мы успели отойти. А потом зажигательным снарядом в нас выстрелил танк. Я сидел на месте наводчика и прикрыл собой водителя. Наш БТР загорелся. Пламя мгновенно вспыхнуло и уже через секунду, казалось, было повсюду. Начали взрываться боеприпасы. Командир и водитель попытались вытащить меня из машины, но не смогли. Оставаясь внутри горящего БТРа, я затушил на себе пламя. Хотел встать на ноги, но не смог: одна нога была поломана, другая — сильно обожжена. А правая рука была в осколках. Каким-то чудом я все-таки вылез из БТРа и позвал на помощь.
Ребята оттащили меня в сторону, перевязали, выломали в каком-то доме двери, чтобы использовать их как носилки, и поволокли меня на этих «носилках». Командир и водитель кричали: «Эдик, держись!» При этом командир кашлял кровью. Его тоже ранило.
Нас погрузили в «скорую помощь» к десантникам, перебинтовали и сказали ждать вертолет. Мы его ждали часов шесть. Нас постоянно бомбили. Не выдержав, фельдшер подошел к командиру: «Еще часа два, и вертолет уже никому не понадобится». Тогда один из военных на свой страх и риск повез нас на российско-украинскую границу. Когда мы доехали до российских пограничников, он попросил: «Дайте я отвезу раненых ребят, а потом делайте со мной что хотите». Там отнеслись к нам с пониманием, помогли погрузить нас в машину «скорой» и сопроводили в больницу в райцентре Куйбышево Ростовской области. Российские врачи оказали всем раненым помощь.
В палату к нам приходили сотрудники ФСБ, полицейские, следователи прокуратуры. Они не угрожали, не грубили. Просто спрашивали, при каких обстоятельствах мы получили ранения. Моего командира, который был в загоревшемся БТРе, тем временем уже оперировали — из-за множественных осколочных ранений у него открылось внутреннее кровотечение. Потом приходили сотрудники еще каких-то российских структур и спрашивали, как мы можем воевать против своего народа. Я ответил: «А как мы можем не воевать, когда никого не трогаем, а нас обстреливают». Они извинились и пожелали скорейшего выздоровления. Один из них потом еще передавал нам соки.
Проведя в плену у боевиков три месяца, 48-летняя полтавчанка Ирина Бойко… кардинально изменила свое мнение о тех, кого раньше считала врагами
— Ой, осторожно, палец! — отдергивает Ирина руку, когда я пытаюсь ее пожать.
Я знала, что из плена 48-летняя полтавчанка, волонтер Ирина Бойко вернулась с отрезанной фалангой мизинца, но так всегда: попадаешь именно по больному месту.
— Это надо мной казаки издевались, — пытается улыбаться моя собеседница. — В первую же ночь отрезали. Ножницами. Все быстро сделали. Больно не было.
На теле у Ирины, что называется, живого места не осталось. Сломаны ребра и нижняя челюсть, на голове раны.
— Они меня били за каждое украинское слово, — у женщины появляются слезы на глазах. — Хорошо, что желто-синий флаг, который везли бойцам на передовую, я успела спрятать в трусы. Иначе мы бы не беседовали сейчас…
«Казаки пытали очень жестоко»
В зону боевых действий активистка Майдана Ирина Бойко ездила не раз. В основном доставляла туда продукты питания для защитников суверенной Украины. 19 июня она и трое ее товарищей по Майдану, заполнив два пикапа гуманитарной помощью, взяли курс на Луганщину. Но на блокпосту при въезде в поселок Должанский их остановил отряд донских казаков, которые, кстати, еще в феврале просили Путина ввести на Донбасс войска, чтобы защитить местное население от… эскалации НАТО.
— Это настоящие изверги, — говорит Ирина. — Пытали очень жестоко. Били резиновыми палками с металлическими стержнями, молотками, сверлили кости электрической дрелью. Вставляли ложки под веки, пытаясь вынимать глаза. Теперь один глаз у меня почти не видит. Чтобы отвести угрозу от ребят, я сказала, что являюсь руководителем группы, которая выполняет благотворительную миссию. «Ты, сука, привезла „укропам“ жрачку, и это называешь благотворительной миссией?» — кричали казаки, не переставая измываться. К утру у меня просто не было лица — оно распухло и превратилось в кроваво-синее месиво. Прошло уже четыре месяца, а синяки под глазами, как видите, до сих пор остались.
— Что-то требовали взамен за сохранение вашей жизни или предоставление свободы?
— Дали в руки телефон. «Звони дочке, пусть добивается, чтобы воинская часть в Должанском на протяжении часа сложила оружие», — приказали. Я только успела сообщить Тане о нашем задержании и об этом условии, как телефон забрали.
С того момента связи ни с Ириной, ни с тремя остальными волонтерами не было вплоть до 27 сентября.