Действия России и международное право

Намедни идём с пацанами по улице. Нас человек десять, а времени — часа два ночи.

И тут в подворотне, видим, трое одного бьют. Трое на вид чисто гопы — бритые налысо, татуировки на шеях, треники. А этот один, судя по виду, студент. Но то ли реконструктор, то ли боксом занимался, в общем, уворачивается кое-как. Как-то на ногах умудряется устоять. Иногда даже по кому-нибудь из гопов кулаком попадает. Однако видно, что уже на последнем издыхании.

Мы сами были студентами, поэтому нам его жалко. В его лице эти подонки как бы бьют всё студенчество в целом. Включая бывших студентов и будущих. Такое просто нельзя не пресекать. Гоп не должен пройти.

Гопы нас увидели и как-то даже унялись слегка. Бить студента перестали, но держат. И на нас смотрят. А мы, чего, стоим, мускулами поигрываем.

И тут один гоп нам кричит, слыш-чо, закурить есть? А мы, такие, в ответ как промолчим на него грозно. Гоп понял наш намёк и снова кричит, а если найду?

Но нас не проведёшь. Мы понимаем, что цель гопов — втянуть нас в конфликт. Поэтому замолчали на них ещё страшнее. А потом думаем, чёрт, нам за поигрывание мускулами тоже могут конфликт потом пришить. Ну и, в общем, перестали поигрывать. Тем более, наша тонкая игра в этом поигрывании вообще не нуждается — всем и без того страшно.

Гопы, такие, оба-на, кто это у нас такой дерзкий. Но нас всё-таки десять, поэтому навстречу не идут. Остались в подворотне. Ну и время от времени студента пинают. Сначала чуть-чуть, потом сильнее, а потом вообще как сначала было или даже больше.

Нам студента, конечно, очень жаль, но мы понимаем, что если сейчас за него впрячься, то потом всем ещё хуже будет. У гопов наверняка крыша есть в милиции или ещё что-то. Как пить дать, потом скажут, что мы вместе со студентом в одиннадцатером их ни за что отфигачили.

Сейчас диванные борцы, конечно, скажут, что мы на самом деле сдрейфили, но на то они и диванные борцы. Сами бы попробовали сначала, как мы, со стороны на гопов посмотреть или, как студент, с ними подраться, а потом бы нас осуждали. В общем, трындежа мы не любим, мы — люди дела. Поэтому, кстати, и молчали. Страшно молчали. Наружу. А говорили только между собой.

Правда, я студенту со значением подмигнул. Мол, всё путём, сейчас мы их того.

Студент чуть-чуть осмелел. В глазах что-то такое загорелось. Вроде, ещё пару минут надо продержаться и вот она — свобода. А гопы его в это время уже вовсю месят.

Однако они не ожидали нашего следующего манёвра, который обрушил все их планы. Мы прикинули расклады, оценили ситуацию, взвесили за и против, и отошли ещё дальше. Теперь уже точно никто нас с этим студентом не свяжет и гопы останутся с носом.

А чтобы их ещё сильнее уесть, мы им издалека кричим, уважаем, мол, вас. Если что-то надо — обращайтесь. Васёк, вон, бытовой техникой торгует. И чтобы они не подумали, будто с нами можно шутить, добавляем: только скидку он вам не сделает. Или если даже сделает, то небольшую. Не такую, какую мог бы.

Сами при этом, конечно, друг другу шёпотом рассказываем, как мы ненавидим гопников. И это правда. Будь наша воля, гопники во всём мире бы просто исчезли. Но рассказываем, конечно, не очень подробно — мы же люди дела, как я уже говорил.

В общем, налицо стратегический проигрыш гоповской крыши. Та наверняка думала, что мы втянемся в драку, а после этого на нас можно будет повесить всех собак. Но не тут-то было. Своей тонкой игрой мы их всех переиграли.

А студента в это время уже на земле ногами фигарят. Жалко, конечно, но это ж просто какой-то посторонний студент. Мы сами тоже студентами были, но это не значит, что мы с ним прямо единое целое. Так просто — родственные души. Ну не совсем прямо родственные. Дальнеродственные скорее. Поначалу нам показалось, что близкородственные, но потом мы поняли, что всё-таки не очень. Во всяком случае, проблемы на работе нам из-за него не нужны. Он всё-таки один, а нас — десять. И настоящая мудрость состоит в том, что нельзя из-за одного дальнеродственного подвергать опасности десятерых. Это вроде как самооборона, конечно, но суды там всякие всё равно могут случиться. Будешь на них ходить, время тратить, а ну как премию на работе урежут?

В общем, мы ещё дальше отошли. Но в этот раз уже с глубоким презрением, чем окончательно уронили гопов в своих глазах. А Васёк даже объявил, что если они к нему в магазин придут, то он их будет обслуживать без энтузиазма. Совсем не обслуживать он не может, но улыбаться он им отныне будет неискренне.

Кроме того, как мы все понимали, этим гопам в жизни ничего не светит. Они так и будут катиться по наклонной, жить мелкими грабежами и бухать дешёвое бухло. Поэтому, собственно, они сами себя наказали. Даже без нашей помощи. Например, если они вступят в банду, то их, не исключено, вообще потом посадят. И насколько без энтузиазма их в этом случае будет обслуживать Васёк — словами не передать.

Тут к нам вдруг подруливает милиция. И, такая, а вы чо тут делаете? А мы им гордо, а ничо, гуляем просто. И им крыть-то нечем. Только и говорят: гуляете? А, ну тогда гуляйте. Только гуляйте, пожалуйста, по домам, а то нам неприятности не нужны. Чтобы их стратегически успокоить, мы действительно пошли по домам, сразу после того, как они сели в машину и уехали. Хрен они нам смогут пришить избиение в одиннадцатером — не на таких напали.

По дороге домой Васёк мне сказал, что он сам слышал, как кто-то из нас говорил, что кто-то из нас передал студенту немного своей силы. И правда, смог бы иначе студент так долго отбиваться от гопов? Не смог бы — это вполне очевидно. Значит, мы ему совершенно точно помогли.

Тем более, когда мы стояли совсем близко, его почти даже не били. Это позволило ему выиграть время.

И ещё тем более, я ему не только один раз в самом начале подмигнул, а ещё четырежды — два раза при первом отходе, и два раза, когда ещё уже совсем далеко стояли.

Но темболее всего, что у нас есть определённая и очень сложная стратегия борьбы с гопами. Однако она не лежит на поверхности. О ней можно только догадываться, о нашей стратегии. Но она ещё себя всем покажет.

Иными словами, мы это всё не просто так делали, а на основании глубокого анализа данной ситуации и всех межчеловеческих отношений в целом. Просто другим снаружи не видно, поскольку наша полнота информации гораздо полнее, чем у людей извне. Мы кое-что знаем, чего не знают другие. Другие в лучшем случае могут знать, что мы кое-что знаем, но не могут знать, что. Эти наши знания вскроются только когда-нибудь потом. Как и весь наш замысел.