Букв много, но интересно - из английского советолога Карра:
...
Определение нации или народа как носителя власти, которое было приведено в систему и приобрело популярность благодаря Французской революции, оставалось, однако, чисто буржуазным. Бабеф сетовал, что многие "видят в обществе только врага и теряют даже возможность иметь отечество". Вейтлинг связывал понятие отечества с понятием собственности:
"Лишь у того есть отечество, кто владеет собственностью или, хотя бы, имеет свободу и возможность ее приобрести. Тот, кто этого не имеет, лишен отечества".
"Нация" или "народ", образующие государство, – это победоносная буржуазия. Трудящиеся имели так же мало значения, как и во времена монархии; они по-прежнему, говоря современным языком, "не заинтересованы в отечестве".
Такова была картина, на фоне которой сложилось отношение Маркса к национальному вопросу и возникло изречение, включенное в "Манифест Коммунистической партии":
"Пролетарии не имеют отечества". Эти знаменитые слова не были, как иногда думают, бахвальством или программой. Это был протест против лишения пролетариата привилегии быть полноправным членом страны. Поэтому прежде всего в "Коммунистическом манифесте" говорилось о том, что пролетариат каждой страны должен "сперва покончить со своей собственной буржуазией". Таким образом: "Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной". И далее:
"Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса [*[3]], конституироваться как нация, он сам пока еще национален, хотя совсем не в том смысле, как понимает это буржуазия".
...
...Пролетариат этот процесс ускорит. Это тот класс, как в самом начале своей научной деятельности мимоходом отметил Маркс, "у которого уже уничтожена национальная обособленность", который "является уже выражением разложения всех классов, национальностей и т.д. в теперешнем обществе" [4]. Конечно, этот процесс завершится лишь после свержения буржуазии и перехода к социализму.
И тем не менее не было никакой непоследовательности в том, чтобы призывать пролетариат всех стран прогнать свою буржуазию и стать национальным классом, но в то же время верить, что конечная цель революции заключается в единстве трудящихся в обществе без классов и наций. Большинство мыслителей XIX века, начиная с Мадзини, рассматривали национализм не как противоположность интернационализма, а как естественную ступеньку на пути к нему [5].
...
Маркс и Энгельс были склонны признать требования, которые привели бы к созданию крупных, мощных государств, и отвергнуть такие требования, которые привели бы к расколу крупных государств ради образования мелких. Это совпадало и с либеральными взглядами того времени [7], и с выраженной в "Коммунистическом манифесте" мыслью о том, что современное экономическое развитие требовало создания более крупных государственных единиц. В статье, датированной 1866 г., Энгельс указал на ясное различие между отношением к тем "большим и четко определенным историческим нациям Европы" (он особо назвал Италию, Польшу, Германию и Венгрию [8]), чьи национальные устремления поддерживали все европейские демократы, и отношением к национальному самоопределению "многочисленных мелких остатков тех народов, которые фигурировали более или менее продолжительное время на арене истории, но затем были превращены в составную часть той или иной более мощной нации". Эти более мелкие "национальности" – "сербы, хорваты, русины, словаки, чехи и другие остатки былых славянских народов в Турции, Венгрии и Германии" – были выдумкой или орудием российских панславистов, и их требования ни в коем случае не стоило поощрять [9].
Наступившая позднее либеральная идеализация малых национальностей еще не началась и не могла воздействовать на отношение к ним Маркса и Энгельса.
Далее [показать]Во-вторых, Маркс и Энгельс были склонны поддерживать те требования, реализация которых, как можно было предполагать, способствовала бы осуществлению мировой революции, о которой говорилось в "Коммунистическом манифесте", то есть поддерживать требования стран с достаточно высоким уровнем буржуазного развития и, значит, перспективных с точки зрения возможностей для борьбы пролетариата. Требования Польши – единственной страны, упоминавшейся в "Коммунистическом манифесте", в которой буржуазная революция должна была носить скорее аграрный, чем индустриальный характер, – были включены в эту категорию в виде исключения [10] и последовательно поддерживались Марксом в его статьях 1848 г. о Франкфуртском национальном собрании. В остальных случаях крестьянский национализм рассматривался как реакционный по своей природе.
На том же именно основании Энгельс отвергал претензии датчан на Шлезвиг – датчане были лишь "полуцивилизованной нацией". А право немцев на княжества представляло собой "право цивилизации по отношению к варварству, прогресса по отношению к застою" [11]. Обычно принято относить это за счет немецкой предубежденности Энгельса. Однако Маркс, которого нельзя обвинить в пристрастном отношении к Англии, также не поддерживал в то время требований ирландцев [12]. Требования славянских народов империи Габсбургов, кроме польских требований, были отвергнуты с таким же возмущением в двух часто цитировавшихся статьях, направленных против Бакунина, которые Энгельс написал в 1849 г. [13] Все эти народы (кроме чехов, чью революционную борьбу в 1848 г. Маркс и Энгельс не раз хвалили [14]) были отсталыми, крестьянскими. Их победа означала бы подчинение цивилизованного Запада варварскому Востоку, города – деревне, торговли, производства, интеллекта – примитивному земледелию славянских рабов.
В-третьих, для всех прогрессивных мыслителей XIX века было аксиомой, что Россия – это самый мощный поборник европейской реакции, и поэтому враждебное отношение к России служило показателем искренней революционности. То, что Маркс и Энгельс отвергли требования малых национальностей империи Габсбургов, Ленин в первую очередь объяснил именно этими причинами. Он писал, что "в 1848 г. были исторические и политические основания различать "реакционные" и революционно-демократические нации. Маркс был прав, осуждая первые и стоя за вторые. Право на самоопределение есть одно из требований демократии, которое, естественно, должно быть подчинено общим интересам демократии. В 1848 и следующих гг. эти общие интересы состояли в первую голову в борьбе с царизмом" [15].
По этому признаку требования Польши, которые можно было использовать против России, одобрялись, а требования малых славянских народов, склонных обращаться за поддержкой к Российской державе, – осуждались.
Наконец, в оценках Маркса и Энгельса был элемент явного эмпиризма, и глупо было бы все относить за счет последовательно разработанной теории. Например, большинство крестьян славянского происхождения, проживавших в Австрии, считали Габсбургов более отдаленными и поэтому менее неприятными хозяевами, чем своих польских и венгерских помещиков. (и это к извечному вопросу о "добром царе и плохих боярах" - F.) В 1848 г. они помогали Габсбургам противостоять тем самым национальным требованиям, которые стремились поддержать Маркс и Энгельс совместно с большинством либералов. Именно это так называемое "предательство" национального дела в такой же степени, как и любая теория о реакционном характере крестьянских наций или их предполагаемое пристрастие к России, вызывало резкое осуждение со стороны Энгельса. На отношение Маркса и Энгельса к Польше повлияли также практические трудности в деле согласования германских и польских требований. То ли по причине национального предубеждения, то ли потому, что Германия с точки зрения революционности представлялась более передовой и поэтому более заслуживающей поддержки, чем Польша, но Маркс и Энгельс всегда были склонны удовлетворить германские, а не польские территориальные требования и в то же время были готовы предоставить Польше компенсацию за счет России или малых национальностей, которые населяли пограничные между Россией и Польшей территории. Было бы опасно извлекать теоретические выводы из этих эмпирических заявлений.
...
Однако несмотря на то, что национальное самоопределение явно было призвано специально для того, чтобы нанести удар по России, трудно было ограничить его применение одной Польшей. Энгельс в свое время был вынужден пересмотреть свое отношение к требованиям, которые датчане предъявляли Шлезвигу [16], а Маркс признал, что его точка зрения по поводу Ирландии изменилась:
"Прежде я считал отделение Ирландии от Англии невозможным, хотя бы после отделения дело и пришло к федерации".
Он окончательно пришел к выводу, что "прямой абсолютный интерес английского рабочего класса требует разрыва его теперешней связи с Ирландией" [17], и настаивал на этом в Генеральном совете Интернационала.
...
Право на национальное самоопределение было провозглашено в "Манифесте Российской социал-демократической рабочей партии", принятом на учредительном съезде партии в 1898 г. Партийная Программа, принятая на II партийном съезде в 1903 г., содержала признание "права на самоопределение за всеми нациями, входящими в состав государства". Стиль фразы и включение этого пункта в число других, относящихся к внутренней российской политике, показывали, что речь шла о национальностях Российского государства [22]. Вопрос о международном значении этой формулировки не поднимался ни тогда, ни когда-либо в дальнейшем до 1914 г. Однако по поводу вытекавших из нее выводов в области партийных и национальных проблем все это время шли споры. Они еще больше обострились после революции 1905 г.; да и сам Ленин, по-видимому, стал придавать большее значение национальному вопросу, после того как он переехал в австрийскую часть Польши летом 1912 г. В следующем году Ленин отмечал, что "национальный вопрос выдвинулся в настоящее время на видное место среди вопросов общественной жизни России" [23]. К этому периоду и относятся главные заявления большевиков по национальному вопросу, сделанные до революции.
Первая из двух главных ересей, которые в то время бросали вызов партийной ортодоксальности, была австрийского происхождения. Незадолго до начала нового столетия ведущие австрийские марксисты, стремясь противодействовать разрушительным тенденциям национализма, который угрожал ветхому зданию двуединой монархии, выдвинули проект замены самоопределения наций, признанного социал-демократией, вне территориальной культурной автономией, которой могли пользоваться национальные группы всей империи, не разрушая ее политического и территориального единства [24]. Первым и наиболее наглядным естественным результатом этого проекта явилось его применение к самой партии.
...
В России эти идеи в применении к партийной и государственной организации охотно подхватил Общееврейский рабочий союз в России и Польше, обычно называемый Бундом.
...
Будучи убежденным в том, что партия станет слабее, если будет разделена по национальному признаку, Ленин был в равной мере убежден в том, что это относится и к государству; и он боролся против устройства по этому принципу как партии, так и государства. В начале 1903 г., накануне II съезда партии, он осуждал армянскую социал-демократическую группу за ее требование "федеративной республики" для России в целом и "автономии относительно культурной жизни" – для кавказских народов. Пролетариат, утверждал Ленин, не нуждается в "национальной автономии". Он заинтересован только в двух вещах: с одной стороны, в "политической и гражданской свободе и полной равноправности", с другой – в "праве на самоопределение для каждой национальности" (что означало право отделения) [29].
Таким образом, Ленин вскоре занял бескомпромиссную позицию – "все или ничего" – в вопросе национального самоопределения, что было совсем не так странно, как это может показаться на первый взгляд. Нация имела право на отделение; если она предпочитала не использовать это право, тогда у нее как у нации никакого другого права не оставалось, хотя при этом каждый представитель этой нации естественно пользовался наравне с другими гражданами одинаковыми правами в отношении языка, образования и культуры, какими пользуются даже в такой буржуазно-демократической стране, как Швейцария [30].
...
Ответ большевиков на польский тезис касался трех основных моментов. Во-первых, "образование самостоятельных национальных государств есть тенденция всех буржуазно-демократических переворотов". [40] Так что признание на этом этапе права на отделение есть следствие принципа поддержки пролетариатом буржуазной революции. На этом этапе пролетариат не мог отвергать или ограничивать право на самоопределение, даже если оно соответствовало буржуазным принципам и практике: Ленин часто упоминал отделение Норвегии от Швеции в 1905 г. как яркий пример буржуазного самоопределения [41].
Во-вторых, отрицание господствующей нацией права других наций на самоопределение было насмешкой над принципом равенства наций; пролетариат господствующей нации не мог, строго говоря, в этом участвовать. Как в свое время Маркс добивался того, чтобы английские рабочие поддержали борьбу ирландцев за свою независимость, и осуждал Лафарга за его идею отречения от нации как замаскированную попытку утвердить господство французской нации, так теперь Ленин доказывал, что отказ российских социал-демократов от принципа национального самоопределения означает "приспособление к интересам крепостников и к худшим националистическим предрассудкам господствующей нации" [42]. Что касается польских демократов, то они имели право отвергать для Польши политику отделения, но это нисколько не делало менее необходимым для партии в целом, и особенно для русских членов партии, провозглашение права Польши на отделение.
Этот довод подводил к третьему моменту, на котором Ленин всегда настаивал: речь идет о различии между правом на самоопределение наций (включая отделение) и решением отделиться. Защищать право на развод, замечал Ленин, означает поддерживать развод в особых случаях [43]. Те, чье право на отделение признано, должны еще принять решение, отделяться или нет. Это различие в дальнейшем приобрело большое значение.
...
Вот главные пункты этой резолюции:
1)В капиталистических условиях национальный мир был бы возможен при полном равноправии всех наций и языков, отсутствии обязательного государственного языка, при обеспечении населения школами с преподаванием на всех местных языках и при широкой областной автономии и местном самоуправлении.
2) Принцип культурно-национальной автономии и разделение по национальностям школьного дела в пределах одного государства отвергается как безусловно вредный с точки зрения демократии вообще и интересов классовой борьбы пролетариата в особенности.
3) Интересы рабочего класса требовали слияния всех рабочих данного государства, независимо от их национальностей, в единых пролетарских организациях.
4) Партия поддерживает право угнетенных царской монархией наций на самоопределение, то есть на отделение и образование самостоятельного государства.
5) Вопрос о целесообразности осуществления этого права в каждом отдельном случае партия будет решать совершенно самостоятельно "с точки зрения интересов всего общественного развития и интересов классовой борьбы пролетариата за социализм" [44].
...
"Ибо думать, – писал Ленин позднее, в 1916 г., – что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс против помещичьего, церковного, монархического, национального и т.п. гнета, – думать так, значит отрекаться от социальной революции" [58].
Применять эти уточнения следовало, однако, в свете ленинских мыслей, изложенных в его тезисах в апреле 1916 г., о надвигающемся переходе от буржуазного к социалистическому применению принципа национального самоопределения [59]. Здесь также Россия играла главную и решающую роль. В период перехода от буржуазной к социалистической революции граница между буржуазным и социалистическим этапами развития национальной борьбы тоже утратила определенность: Россия в частности находилась по обе стороны от нее. Но Ленин был к этому готов; у него имелся действенный критерий в деле применения принципа национального самоопределения соответственно к буржуазному и социалистическому этапам.
"Люди, не вдумавшиеся в вопрос, находят "противоречивым", чтобы социал-демократы угнетающих наций настаивали на "свободе отделения", а социал-демократы угнетенных наций на "свободе соединения". Но небольшое размышление показывает, что иного пути к интернационализму и слиянию наций, иного пути к этой цели от данного положения нет и быть не может" [60].