Децентрализация-объединение экономики

Заведующий сектором математического моделирования экономических структур Вычислительного центра им. А. А. Дородницына Российской академии наук член-корреспондент РАН Игорь Поспелов

...А если говорить именно о леонтьевской модели, то первое, что необходимо отметить, — статистика перестала быть такой достоверной, как была раньше. И второе, что более существенно: те задачи, которая она умеет решать, стали не слишком насущными для современной экономики. Потому что она описывает, с оговорками, технологические ограничения. В то время как сейчас важнее спросовые ограничения разного рода, а технологическое связи, наоборот, становятся очень слабыми. Хорошо было в Советском Союзе — экономика была изолирована, вся технологическая цепочка прописана внутри страны от начала и до конца, от плавки меди до выпуска настольной лампы. А сейчас практически в любом месте этой цепочки в любой момент можно воткнуть экспорт или импорт. То есть, во-первых, эта цепочка размазывается. Во-вторых, само разнообразие продуктов резко увеличивается.

Ведь с тридцатых по шестидесятые годы прошлого века система централизованного планирования, по сути, использовалась во всем мире. Недаром кто-то из американцев в пятидесятые годы говорил: «В моей корпорации задачи планирования сложнее и решаются лучше, чем в советском Госплане».

— Именно тогда на Западе произошел расцвет леонтьевских моделей?

— Да, потому что они были инструментом планирования. Но система планирования рухнула. С моей точки зрения, это произошло потому, что она просто не справлялась со сложностью стоящих перед ней задач. Средства планирования перестали соответствовать разросшейся номенклатуре товаров и количеству экономических связей. Именно это и было критическим. Я помню, в шестидесятые годы читал в газетах журналистские расследования — почему в магазине нет такого-то товара. Потому что этот не поставил комплектующие, тот не поставил сырье этому, а в конце концов виноват конкретный дядя, у которого или что-то сломалось, или сгорело, или он просто идиотством занимался. А в семидесятых технологические цепочки уже так запутались, что журналист не мог найти виноватого: все друг с другом связаны, все виноваты — и никто не виноват. Вот результат усложнения системы.

Централизация в конце Советского Союза уже была большой условностью. В семидесятые годы номенклатура советского производства оценивалась в сто миллионов наименований, а Госплан планировал две тысячи. Все остальное — пять порядков сложности! — фактически было отдано на усмотрение чиновников среднего и низшего звена. Какая уж там централизация управления…

— Тогда почему Советский Союз развалился, а Запад в восьмидесятых-девяностых пережил экономический подъем?

— Во-первых, они раньше среагировали: на Западе уже в семидесятые годы пошла децентрализация крупных фирм. Во-вторых, в технологической сфере на Западе оставалась конкуренция крупных корпораций, которая подталкивала к поиску более эффективных решений. А здесь как? Расстреливать — непонятно за что, потому что никто не понимает, кто прав, а кто виноват. А другого способа повысить ответственность нет. С моей точки зрения, расстреливать вообще перестали именно потому, что стало непонятно — кого.