Сколько времени прошло — непонятно. Полчаса, час, полтора? Показалось, что больше часа. Колонна все-таки пошла вперед, и мы остались в кювете одни — два трупа, четверо раненых и я, у которого только царапины. Пополз к майору — он еще подавал признаки жизни и приподнимал голову, чтобы убедиться, действительно ли мертв пальнувший в нас грузин.
— Сука, ноги перебил, — прошептал майор.
В голове офицера, чуть выше правого глаза была пробоина в три сантиметра. Сквозь нее было видно, как пульсирует мозг и вытекает бледно-розовая жидкость. Правая рука майора была раскурочена. Из бока тоже сочилась кровь. Он был самым тяжелым из всех раненых.
В его разгрузке нашелся санпакет с бинтами. Перевязал ему голову — скорее для того, чтобы закрыть рану. Бинты кончились. Спрашиваю майора, как фамилия. “Захаров”. — “Какое училище заканчивал?” — “Казанское”. — “Значит, танковое. А в суворовском не учился?” — “Не успел закончить”. Майор замолк…
В десантном отделении помещаются только Саша, сержант и подполковник — больше места нет. Пытаюсь все-таки вытащить майора — не шевелится. Пули запели над головой. Единственное решение — возвращаться на развилку и оттуда возвращаться за майором. Мимо проносится БМП — прямо по ногам лежащего на дороге убитого солдата. Невольно морщусь — больно же! Потом понимаю, что этому уже не будет больно никогда.
“Нет больше батальона”
Добрались до развилки — там семь БМП и БТР. Нахожу бинты и димедрол. Бинтую Саню — сквозь развороченную руку видны кости, но вроде целы. Остальных тоже перевязывают. Начштаба батальона отправляет БМП за майором и лежащим на дороге солдатом. Наконец-то можно закурить. Вроде пронесло…
— Танки! Танки грузинские сюда идут! — крик разрушает минутное спокойствие.
Решение — отступать. Куда БМП против танка? Начинаем уходить по объездной дороге. Сзади слышны выстрелы. Вспыхивает одна бээмпэшка, вторая. Но мы все-таки ушли из-под обстрела! Когда свернули на проселочную дорогу и максимально увеличили скорость — взрыв. Оглядываюсь — БМП за нами разрывается, как картонная коробка. Еще не все? Нет — еще одна окутывается клубами черного дыма. Следующие мы? Ждать выстрела в спину — жуть как неприятно. И ответить нечем — танки бьют с большой дистанции. Километр до леса показался самой долгой дорогой в жизни! Ушли!
Когда добрались до исходной позиции, с которой два (может, три?) часа назад начинали движение к Цхинвали, пересчитал технику. Осталось пять БМП и один БТР.
— Нет больше батальона, — кричал, сидя на земле и стуча по ней кулаком, начштаба. — Зачем?! Зачем?! Я же говорил!..
О чем и кому что-то говорил майор, не прозвучало. Но было понятно, что и он, и другие офицеры, которых учили тактике боевых действий, знали, что нельзя было идти в город, “полностью контролируемый Российской армией”, с такими силами, с одной лишь надеждой и отвагой. Дать грузинам, разбившим батальон благодаря численному превосходству в технике, возможность почувствовать свою силу. Видно было, что с уст майора готовы были сорваться многие слова, но он закапывал их в землю — вгонял кулаком.
…На следующее утро стало известно, что Цхинвали практически полностью перешел под контроль грузинских войск. Еще через день их выбили оттуда.
— На одни и те же грабли наступаем. Когда научимся? — услышал я потом в штабе уже знакомые до боли слова. Их произносили и в Чечне, и уже здесь, в Южной Осетии.
Действительно, когда?
Дальше продолжаем снимать с глаз ладошкит.