Мамонтенок: Кстати, о самых тёплых воспоминаниях - американская тушёнка и Виллис. Без тушёнки народ дох с голоду - просто не хватало энергии бороться за жизнь.
100%. Мой отец тоже вспоминал виллис (не говоря уже о тушенке). Я просто не хотел уже упоминать виллис, а то некоторые вообще на смех поднимут. Если значение студера они ещё понимают, то виллис у них припадок смеха вызовет. А между тем, мой отец всегда, рядом с тушенкой и студером, виллис упоминал и очень хвалил его. Много их тоже было в армии и машина полезная была.
Минчук: Если для вас приемлемо судить о потерях СССР по творениям Бори Соколова, то, надеюсь, так же приемлемо будет, если мы начнем судить об Америке по творениям, к примеру, Мура... Или еще, кого-нибудь из этой когорты.
Вы знаете что, если по методике подсчетов можно действительно спорить, то о фактах спорить не приходится. Вы хотите сказать, что Б.Соколов выдумал свои фактические описания событий? Я надеюсь вы так далеко не заходите? И в конце концов, он ведь приводит чьи-то описания, а не свои собственные, он же цитирует.
Конечно, подборку цитат можно сделать по-разному, но приведенные им описания – это факты. От этого никуда не денешься. Кстати, некоторые данные там, например, из ВИЖа.
Далее. Дело же не только и не столько именно в Боре Соколове. Есть масса информации из самых разных источников, утверждающих то же самое. В том числе и от очевидцев, участников... Я не берусь судить, каковы точные цифры потерь, но из всего того, что я до сих пор слышал, в том числе и в разговорах с советскими ветеранами ещё в 60-х и 70-х годах, наши потери были гигантскими. Я привел раньше слова Василя Быкова, где он называет наши потери «чудовищными». Ну уж он то знает, о чем говорит, нет? Надеюсь вы доверяете своему знаменитому соотечественнику - белорусскому писателю? Или возьмите хотя бы Алеся Адамовича. Свидетелей – миллион...
Вот я вам ещё отрывок из Мухина приведу:
УНИВЕРСАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ ПОБЕДЫ ( газета Дуэль №43, 1998 г)
(Ю.И. МУХИН)
Раньше мне уже приходилось писать, что, возможно, важнейшей субъек-тивной причиной поражений Красной Армии в начальном периоде Великой Отечественной войны было то, что наши генералы (в сумме) готовились к прошлой войне, а не к той, в которой им пришлось реально воевать.
Но этот вопрос можно поставить еще более определенно и более актуально: а готовились ли они к войне вообще? Делали ли они в мирное время то, что нужно для победы в будущей войне или только то, что позволяло им делать карьеру? Прочитав довольно много мемуаров наших полководцев, я не могу отделаться от чувства что они по сути были больше профессионалами борь-бы за должности и кабинеты и только во вторую очередь - военными про-фессионалами. Остается чувство, что их военное дело интересовало не как способ самовыражения, способ достижения творческих побед, а как способ заработка на жизнь. Это видно не только по мемуарам, а и по тому, как бы-ла подготовлена Красная Армия к войне.
В войне побеждает та армия, которая уничтожит наибольшее количество солдат противника. Их уничтожают не генералы и не офицеры, а солдаты, в чью боевую задачу входит непосредственное действие оружием.
И у профессионалов военного дела, как и у профессионалов любого иного дела, голова болит прежде всего о том, насколько эффективны их солдаты, их работники. Все ли у них есть для работы, удобно ли им работать? Бессмысленно чертить стрелки на картах, если солдаты неспособны достать противника оружием. А глядя на тот период, складывается впечатление, что у нас до войны об этом думали в среднем постольку-поскольку, если вообще думали. Похоже, считалось, что главное - чтобы солдат был идейно подго-товлен, а то, что он не умеет или не имеет возможности убить противника, оставалось в стороне.
Немцы исключительное внимание уделяли конечному результату боя и то-му, кто его обеспечивает - солдату, у немецких генералов голова об этом болела постоянно, и это не могло не сказываться на результатах сражений начала войны.
Когда читаешь, скажем, о немецкой пехоте, то поражает - насколько еще в мирное время немецкие генералы продумывали каждую, казалось бы, ме-лочь индивидуального и группового оснащения солдат. И дело даже не в механизации армии, механизация - это только следствие вдумчивого отно-шения немецких генералов к военному делу.
К примеру, у нас до конца войны на касках солдат не было ни чехлов, ни сеток для маскировки, и они отсвечивали, демаскируя бойцов. А у немцев не то что чехлы или резиновые пояски на касках - по всей полевой одежде были нашиты петельки для крепления веток и травы, они же первые ввели полностью камуфлированную полевую форму, разгрузочные жилеты. В по-ходе немецкий пехотинец нес ранец, а в бою менял его на легкий штурмо-вой комплект - плащ и котелок с НЗ. Основное оружие - обычная, неавто-матическая винтовка, поскольку только она дает наивысшую точность стре-льбы на расстояниях реального боя (400-500 м). У тех, для кого непосредст-венное уничтожение противника не являлось основным делом, - скажем, у командиров, на вооружении были автоматы (пистолет-пулеметы). Но немец-кий автомат, по сравнению с нашим, имел низкую скорострельность, чтобы обеспечить высокую точность попадания при стрельбе с рук. (У нашего ав-томата ППШ темп стрельбы - 1000 выстрелов в минуту, а у немецкого МП-40 всего 350). А вот у немецкого пулемета, из которого стреляют с сошек или со станка, темп стрельбы был вдвое выше, чем темп стрельбы наших пуле-метов: от 800-1000 у немецкого пулемета МГ-34 до 1200-1500 у его модифи-кации МГ-42 против 600 выстрелов в минуту нашего ручного пулемета Дег-тярева и станкового пулемета Максима.
В немецком пехотном отделении не было пулеметчика - владеть пулеметом обязан был каждый. Но вручался пулемет самому лучшему стрелку. При по-становке на станок на пулемет ставился оптический прицел, с которым да-льность стрельбы доходила до 2000 м. Наши пулеметы тоже могли забро-сить пулю на это расстояние, но кого ты невооруженным глазом на такой дальности увидишь и как прицелишься? Бинокли, кстати, в немецкой армии имели очень многие, он полагался уже командиру немецкого пехотного от-деления. Дальномеры были при каждом орудии, начиная с 81-мм миномета. Кто хоть однажды в жаркий день пил воду из горлышка нашей солдатской алюминиевой фляги в брезентовом чехле, тот помнит отвратительный, отдающий алюминием вкус перегретой жидкости. У немцев фляги были в войлочных чехлах со стаканчиком, войлок предохранял воду от перегрева. И так во всем - вроде мелочи, но когда они собраны воедино, то возникает совершенно новое качество, которое заставляет с уважением относиться к тем, кто продумывал и создавал армию противников наших отцов и дедов.
Скажем, у командира немецкого пехотного батальона в его маленьком шта-бе был солдат-топограф, непрерывно определявший координаты объектов на местности и специальный офицер для связи с артиллерией. Это позволя-ло немецкому батальону в считаные минуты вызвать точный огонь полковой и дивизионной артиллерии на сильного противника. В немецкой гаубичной батарее дивизионного артполка непосредственно обслуживали все 4 легкие гаубицы 24 человека. А всего в батарее было 4 офицера, 30 унтер-офице-ров и 137 солдат. Все они - разведчики, телефонисты, радисты и т.д. обес-печивали, чтобы снаряды этих 4-х гаубиц падали точно в цель и сразу же, как только цель появилась на местности. Стреляют ведь не пушки, стреляют батареи. Немецкие генералы не представляли бой своей пехоты без непре-рывной ее поддержки всей артиллерией.
И возникает вопрос: а чем же занимались наши генералы, наши славные те-оретики до войны? Ведь речь в подавляющем большинстве случаев идет о том, что до войны можно было дешево и элементарно сделать.
Кстати о теориях. В литературе часто встречается, что до войны у нас были гениальные военные теоретики, которые разработали гениальные военные теории. Но как-то не упоминается о том, что за теории в своих кабинетах разрабатывали эти военные теоретики и кому, в ходе какой войны, они при-годились.
А на совещании высшего руководящего состава РККА в декабре 1940 г., в частности, вскрылось, что в ходе советско-финской войны войска были вы-нуждены выбросить все наставления и боевые уставы, разработанные в мо-сковских кабинетах теоретиками. Выяснилось, что если действовать по этим теориям, то у наступающей дивизии практически нет солдат, которых мож-но послать в атаку. Одни, по мудрым теориям, должны охранять, другие от-влекать, третьи выжидать и т.д. Все вроде при деле, а атаковать некому. Дело доходило до того, что пулеметы сдавали в обоз, а пулеметчикам дава-ли винтовки, чтобы пополнить стрелковые цепи. Такие были теории...
Командовавший в советско-финской войне 7-й армией генерал К.А. Мерецков докладывал на этом совещании:
"Наш опыт войны на Карело-финском фронте говорит о том, что нам не-медленно надо пересмотреть основы вождения войск в бою и операции. Опыт боев на Карело-финском театре показал, что наши уставы, дающие основные направления по вождению войск, не отвечают требованиям сов-ременной войны. В них много ошибочных утверждений, которые вводят в заблуждение командный состав. На войне не руководствовались основными положениями наших уставов потому, что они не отвечали требованиям вой-ны.
Главный порок наших боевых порядков заключается в том, что две трети наших войск находится или в сковывающих группах, или разорваны.
Переходя к конкретному рассмотрению боевых порядков, необходимо отметить следующее.
При наступлении, когда наша дивизия готовится к активным действиям в составе корпуса, ведущего бой на главном направлении, идут в атаку 16 взводов, причем из них только 8 ударных, а 8 имеют задачу сковывающей группы. Следовательно, в ударной группе имеется только 320 бойцов, не считая минометчиков. Если допустить, что и ударная и сковывающая группы идут одновременно в атаку, то атакующих будет 640 бойцов. Надо признать, что для 17-тысячной дивизии такое количество атакующих бойцов слишком мало.
По нашим уставам часть подразделений, расположенных в глубине, предна-значены для развития удара. Они распределяются так: вторые эшелоны стрелковых рот имеют 320 бойцов, вторые эшелоны стрелковых батальонов - 516 бойцов, вторые эшелоны стрелковых полков - 762 бойца и вторые эшелоны стрелковых дивизий - 1140 бойцов. В итоге получается, что в ата-ку на передний край выходят 640 бойцов и для развития успеха в тылу на-ходятся 2740 бойцов...
Крайне неудачно построение боевых порядков. Начальствующему составу прививаются неправильные взгляды на характер действия сковывающих групп, наличие которых создает у частей первой линии впечатление чис-ленного превосходства во время атаки, тогда как на самом деле в атаке принимает участие только незначительная часть войск. На войне это при-вело к тому, что в боях на Халхин-Голе немедленно потребовали увеличе-ния численности пехоты, считая, что в дивизии некому атаковать.
На войне на Карельском перешейке вначале командующие 7-й и 13-й армиями издавали свои инструкции, а когда появился командующий фронтом, он дал свои указания как более правильно, на основе опыта и прошлой войны и текущей войны, построить боевые порядки для того, чтобы повести их в атаку.
По нашим предварительным выводам, отмена по существу установленных нашими уставами боевых порядков во время атаки линии Маннергейма сразу же дала большие успехи и меньшие потери".
Следует также напомнить, что на этом совещании выступил с большим те-оретическим докладом о наступлении Г.К. Жуков, а после совещания он даже выиграл в военной игре у генерала Павлова. Но реальные немцы с Жуковым не играли и по теориям Жукова не воевали. Трижды Сталин по-ручал Жукову самостоятельное проведение наступательных операций, и Жуков их трижды решительно провалил: под Ельней, под Ленинградом и под Москвой в начале 1942 г.
Под Ельней, дав Жукову силы и месяц на подготовку, Ставка ему приказала: "...30.8 левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с зада-чами: покончить с ельнинской группировкой противника, овладеть Ельней и, нанося в дальнейшем удары в направлении Починок и Рославля, к 8.9 выйти на фронт Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи".
Ни на какой фронт "Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи" Жуков не вышел, хотя немцы организованно отступили и Ельню сдали. Но непонятно, благо-даря кому - то ли Жукову, то ли Гудериану, который еще с 14 августа про-сил Генштаб сухопутный войск Германии оставить дугу под Ельней и дать ему высвободившиеся войска для действий в других направлениях, в част-ности, для уже порученного ему прорыва на Украину.
Под Ленинградом Жуков вообще оказался неспособен организовать прорыв блокады, а под Москвой сорвал общий план Ставки по окружению немцев, не организовав взятие Вязьмы и бездарно погубив войска 33-й армии.
А какой теоретик был!
Но оставим Жукова и вернемся еще к кое-каким теоретическим находкам наших генералов, к примеру, к требованиям наших тогдашних уставов, чтобы солдаты в обороне рыли не траншеи, а ячейки. В кабинете теоретика это требование выглядит блестяще. Ячейка - это яма в рост человека. Боец в ней защищен от осколков землей со всех сторон. А в траншее он с двух сторон защищен плохо. Вот эти ячейки и ввели в Устав, запретив рыть траншеи. Под Москвой Рокоссовский залез в такую ячейку и переждал в ней артналет. Понял, что в ячейке солдат одинок, он не видит товарищей, раненому ему невозможно помочь, командир не может дать ему команду. Рокоссовский распорядился вопреки уставам рыть траншеи. А до войны сесть в эту ячейку и представить себе бой было некому? От теорий некогда было отвлечься?
И ведь таких мелочей было тысячи! И из них слагались наши поражения и потери.
Рассказывал ветеран танкового сражения под Прохоровкой на Курской дуге 1943 г. В этом месте 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова контрата-ковала атакующий 3-й танковый корпус немцев. Считается, что в этом сра-жении участвовало 1200 танков, и немцы потеряли здесь 400 танков. Но ко-гда после сражения к месту боя приехал Жуков, то он сначала собрался от-дать Ротмистрова и остальных под суд, поскольку на полях сражения не бы-ло подбитых немецких танков - горели только сотни советских танков, в ос-новном полученных по ленд-лизу американских и английских машин. Но вс-коре выяснилось, что немцы начали отступать, т.е. победили мы, под суд никого не отдали и начали радоваться победе. Вопрос: а куда же делись не-мецкие подбитые танки? А немцы их за ночь все вытащили с поля боя и на-правили в ремонт. У нас таких мощных ремонтных служб не было: мы стро-или новые танки, а немцы обходились отремонтированными. Спасали они не только танки - в немецком танковом батальоне врач имел персональный танк, чтобы оказывать танкистам немедленную помощь прямо на поле боя.
Продолжение следует.